Любовь-война

Переминаюсь с ноги на ногу, то и дело поглядывая на экран телефона и проверяя время. Навещать пациентов по будням можно с шестнадцати до девятнадцати часов, а значит, мне еще двадцать минут придется топтаться у входа в больницу.

Начинаю расхаживать из стороны в сторону, чтобы хоть как-то справиться с внутренним нервозом. Сегодня официально худший день в моей жизни. Во-первых, как обухом по голове нагрянула новость о том, что некогда лучший друг серьезно пострадал из-за моей лжи. Во-вторых, меня с позором выгнали из стаи. И, наконец, на мои плечи возлегла обязанность предотвратить войну двух взбешенных группировок. Просто зашибись! Я реально мастер искать проблемы на свою пятую точку.

Когда положенное время наконец наступает, я на ватных ногах захожу в больницу, натягиваю бахилы и, дрожа всем телом, направляюсь в отделение травматологии. Под ложечкой сосет от страха и паники, но пути назад не существует.

Останавливаюсь в нескольких шагах от нужной мне палаты и на секунду прикрываю веки. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Надо успокоиться и собраться с мыслями, а то такими темпами я и слова вымолвить не смогу.

Однако сколько я ни дышу, долгожданное спокойствие не наступает. Кажется, я только больше разнервничалась и вспотела. В голове - сумятица, в сердце – холод, а к ногам будто привязали гири. По десять килограммов на каждую. Малодушная мысль дать заднюю и прийти в другой раз просачивается в мозг, но я тут же себя одергиваю.

Все, хватит тянуть резину! Так и целый час у порога простоять можно!

Сцепив челюсти, приоткрываю дверь и захожу внутрь. Палата четырехместная, но, походу, пациент в ней только один. Шульц лежит на койке у окна и кажется спящим. Солнечные лучи путаются в его русых прядях, и от этого волосы кажутся неестественно сияющими.

Делаю несколько шагов, приближаясь, и не к месту подмечаю, что веснушки на его носу сделались более выразительными. Должно быть, сказывается приближение лета. Смотрится это чертовски красиво, так и хочется провести по ним пальцем – проверить, неужели настоящие?

Но, невзирая на веснушки, выглядит Андрей, мягко говоря, не очень: весь какой-то бледный, изможденный, в губах – ни кровинки. На коже, которая виднеется из-под футболки, я замечаю кровоподтеки и ссадины, на ноге – гипс. Да уж, досталось ему неслабо, даже ухо, вон, разодрано.

Медленно подхожу к нему, а сердце в груди трепещет пойманным мотыльком…

Боже, Шульц, до чего мы докатились? Как до этого дошли? Я не хотела враждовать… Веришь? Другом твоим быть хотела… Или даже больше, чем другом. А ты не хотел. Из-за этого я все испоганила.

Внезапно Андрей распахивает веки, и зеленые глаза тотчас концентрируются на мне. На лице парня нет никаких эмоций, оно абсолютно не читаемо, только взгляд режет, как нож. Такой же острый и опасный.

- Привет… - хрипло начинаю я, но слова прилипают к небу. Господи, как сложно говорить с ним просто так, без упреков и стремления уколоть побольнее. Оказывается, манеры чокнутой истерички за несколько лет прилипли ко мне намертво. – Как… Как дела?

Как дела?! Ну, что за бред?! Человек лежит с переломанными костями, а я спрашиваю, как у него дела! Ну это просто верх тупости!

- Хреново, - хмуро отзывается Шульц, не переставая жечь меня взглядом. – Ты очень этому рада?

- Н-нет, я не… Слушай, Андрей, все вышло из-под контроля, и…

- Неужели? – перебивает он с вызовом. – А я думал, ты именно этого и добивалась.

- Я не знала, что Донские будут тебя бить! -  заламывая пальцы, пытаюсь оправдаться.

- Но разве не ты напела Черепу байку о том, какой я изверг?! – он повышает голос, но тут же морщится. Видимо, от боли, которая из-за перенапряжения сделалась чересчур сильной.

- Да, но я просто… Из-за тех сигарет подброшенных от отца ремня получила… Вот и хотела отомстить… Но точно не таким способом.

Шульц глухо матерится и отворачивается к окну, а я стою посреди его палаты и не знаю, куда деть дрожащие руки. Чувствую себя до омерзения жалкой. Да и голос мой звучит неубедительно. Я бы даже сама себе не поверила.

- Знаешь, Крис, раньше я думал, что ты не такая… Что нет в тебе этой чернухи и жестокости. Думал, просто дуркуешь, характер показываешь. Строптивая типа. А теперь понимаю, что ошибался. Внутри ты насквозь гнилая. Фальшивая. Коварная. Смотрю на тебя – и жалею, что столько дерьма тебе спускал… Надо было давно гонор твой усмирить, глядишь, сейчас не лежал бы тут весь переломанный.

Его слова подобно крошечным пулям вонзаются мне в тело. Разрывают кожу, прорезают мясо, царапают кости и задевают нервы. Больно слышать от него такое, но еще больнее видеть разочарование в зеленых глазах, которые вновь обращены ко мне. Раньше от так на меня никогда не смотрел. С ненавистью и отвращением.

Да, я ему и впрямь противна. И нет, он меня не простит.

Сглатываю ком, подступающий к горлу и, собрав волю в кулак, говорю: