Любовь-война

Не грусти, моя девочка! Никогда не грусти, тебе не нужно… Ты только озорничать должна и мир своей улыбкой радовать! Она ведь у тебя потрясающая! Словно первый снег… Словно радуга на небе после дождя…

Глава 49

Кристина

Мы с Шульцем сидим на земле в полуметре друг от друга, и наши взгляды сплетаются в магическом танце. А мелодия, под которую они танцуют, напоминает пятую симфонию Шостоковича – такая же грустная и временами пронзительно-тоскливая. Она задевает потаенные струны наших душ, заставляя перерождаться и переосмысливать свое прошлое.

Только что перевернулся мой мир. Киты, на которых зиждилось привычное понимание жизни, оказались мифическими. Шульц не предавал меня тогда, в лагере, не потешался над моим дневником, я сама себе все выдумала…

Это стало мне очевидным еще задолго до того, как он принялся убеждать меня в своей невиновности. Я знаю Андрея очень долго, поэтому неплохо могу распознавать его истинные эмоции. И вот недоумение, отразившееся в его лице, когда я завела речь про дневник, было на сто процентов настоящим.

Как же мне теперь быть с этим? Как жить, зная, что я собственными руками разрушила отношения с некогда лучшим другом?

Какая же я все-таки глупая! Ведь чувствовала же где-то глубоко внутри, что не стал бы Андрей так со мной поступать. Что не предатель он по натуре, не лжец… Чувствовала, но предпочла проигнорировать. Выбрала позицию жертвы.

- Крис, ты меня прости, что я вот так накинулся на тебя без предупреждения… Мне че-то это… Голову переклинило, - слегка запинаясь, произносит Шульц.

Это он про поцелуй, наверное. Мой первый в жизни поцелуй. Поцелуй с привкусом крови, отчаяния и боли.

Правда больно мне было вовсе не потому, что Андрей, как он выразился, накинулся на меня без предупреждения. Несмотря на спонтанность, неловкость и какую-то надломленность, мне понравилось целовать Шульца. Точнее понравилось, как он меня целовал, потому что я сама участвовала в процессе крайне пассивно. Андрей не просто касался меня губами, он будто выпивал меня всю, без остатка. Будто забирал то, что ему принадлежит по праву. Дерзко. Уверенно. Нагло.

И я таяла. Таяла от его прикосновений, от властных движений языка, от малинового запаха, которым, кажется, пропиталась моя кожа. Мне было с ним чертовски хорошо. И одновременно с этим плохо.

Плохо от осознания того, что для него это лишь игра, лишь забава. Ведь не прошло и часа, как он флиртовал с Морозовой, а теперь взял и присосался ко мне. Просто потому, что в данный момент ему так захотелось. Это же Шульц – он не привык получать отказы.

А в моем мировоззрении все иначе. Для меня поцелуй с Андреем – не просто ничего не значащий слюнообмен, это целая Вселенная, которая родилась в тот самый момент, когда он накрыл мои губы своими. Я прониклась им, пустила к себе в кровь, под кожу… И пожар в груди, который я сколько лет тушила, разгорелся с новой силой.

Умом я понимаю, что происходящее между нами не больше, чем глупость и возраст, но… Это точно больше, чем космос и мириады звезд в нем. Это какая-то дурная бесконечность, не знающая ни конца, ни края.

Интересно, во мне сейчас говорят сами чувства или лишь воспоминания о них? Может ли быть такое, что я, невзирая на многолетнюю вражду, по-прежнему его люблю? Впервые я отследила в себе это ощущение в тринадцать лет, в лагере, а сейчас мне почти восемнадцать, но, когда я думаю о Шульце, в душе, как раньше, печет и искрит. Неужели я до сих пор им болею?

А он? Какие чувства у него в сердце? Разумеется, сейчас он, как и я, пребывает в шоке от вскрывшейся правды, недоумевает и грустит… Но вот в целом, глобально? Кто ему нравится? Морозова? Рыжеволосая девчонка из 10 «А», которая за ним с прошлого года таскается? Или, может быть, я? Ведь проявляет же он ко мне определенный интерес, глупо отрицать… А что, если ему все нравятся? Ну типа, с одной покрутил, с другой погулял… Разнообразие, все такое…

Черт! Совсем я его не понимаю! Как там это все в мальчишеской голове работает? Но если он и впрямь такой любвеобильный и симпатизирует всем, мне это не нужно. Не хочу быть одной из многих.

- Прощаю, но больше так не делай, - говорю я в ответ на его извинения. – А то я тебе реально язык откушу.

Потребность прятаться в скорлупу надменности и равнодушия никуда не делась. Мне по-прежнему страшно раскрываться перед Андреем, обнажать свою душу и переживания… Вдруг он воспримет это как слабость? Решит, что мое сердце лежит на алтаре его побед и потеряет ко мне интерес? Нет, уж лучше я буду жить в своем панцире, чем позволю Шульцу снова растоптать меня. Ведь еще одного раза я могу и не пережить.

- Крис, я… - Андрей открывает рот, намереваясь что-то сказать, но в этот самый момент нас прерывают.

Торопливо продираясь через полумрак леса, сюда идет Гуляев и, заметив нас, сидящих на земле, удивленно выдает:

- А вы чем тут занимаетесь?