Любовь-война

- Ты очень красивая, – Шульц нежно проводит пальцем по моему оголенному плечу, и внутри меня один за другим начинают взрываться фейерверки из самых разных эмоций. Тут и радость, и трепет, и смущение, и желание, и восторг… Я вся изнутри горю и полыхаю - вот, что он со мной делает. Прямо на иголочку своего обаяния нанизывает, чертов змей-искуситель! А что, если не устою и сама ему на шею кинусь, как все эти девицы, что в школе за ним табунами бегают?

Нет, надо держаться. Что есть сил. Нельзя сдаваться ему так просто. Нельзя.

- Спасибо, - как можно спокойней отвечаю я. – Макияж творит чудеса.

- Да не в макияже дело – в тебе, - Андрей придвигается чуть ближе, и боковым зрением я замечаю, как пристально он вглядывается в мой профиль. – Ты даже не накрашенная и перепачканная в земле для меня самая привлекательная… А знаешь, почему так?

- Почему? – хрипло произношу я, радуясь тому, что сижу, а иначе бы неминуемо грохнулась на землю от переизбытка чувств.

Хотя, меня и в сидячем положении неслабо так ведет, даже линия горизонта куда-то поплыла…

- Потому что есть в тебе что-то такое, от чего я сам не свой становлюсь... Может, это темперамент твой неуемный… А может, глаза, на которых я все время залипаю. А, возможно, я просто кретин, который втрескался в свою лучшую подругу и много-много лет не мог ей в этом признаться… Не знаю. Но факт остается фактом: я все время думаю о тебе, Крис. Прямо наваждение какое-то… Помнишь, как я в детстве Соньку (Sony Playstation - прим. автора) хотел? Целыми днями ходил и только о ней говорил, помнишь?

- Помню, - отчего-то переходя на шепот, киваю я.

- Так вот, это все фигня была, оказывается… Можно сказать, я и не хотел ее вовсе. Ведь то, что я сейчас по отношению к тебе ощущаю, в тысячу, нет, в миллиард раз сильнее… Так ломает меня, Крис, так рядом с тобой быть хочется… Смех твой слышать, подзатыльники от тебя получать… Я говорил, что у тебя самые волшебные на свете подзатыльники? От них прям круги перед глазами шли и тошнить начинало, как от эффекта Доплера.

Шульц смеется, явно предаваясь воспоминаниям, а мое напускное равнодушие уже вовсю трещит по швам и хлопьями осыпается к его ногам. Я ведь и правда помню, как он эту Соньку у предков клянчил. Как заведенный, только о ней и талдычил. Неужели ко мне у него действительно что-то похожее?

- Ну, подзатыльник – это всегда, пожалуйста, - усмехаюсь я. – Обращайся в любое время.

- А еще обнимать тебя хочется, - Андрей разворачивается ко мне корпусом, и я, не удержавшись, перевожу взгляд на него. – И еще много чего такого, о чем говорить вроде как неприлично, но черт возьми, Крис! Разве это плохо? Разве плохо чувствовать что-то сильное к другому человеку? Если это от души идет, от сердца?

- Не плохо, - тихо отзываюсь я, пропадая в бездне его зеленых глаз. – Совсем не плохо.

Ох, Андрей, я тоже хочу тебя обнимать, а еще в волосах твоих русых копошиться и веснушки целовать… Они ведь у тебя такие, что дух захватывает! Да и сам ты такой, что мозги плавятся… Красивый до одури! До неприличия просто!

- Ну, зачем нам эта война, Крис? - он подается чуть вперед, и его горячее малиновое дыхание касается моего лица. Невольно втягиваю воздух чуть глубже, чтобы запах Андрея просочился внутрь. Все-таки он мне ужасно нравится. – Давай уже мириться?

С моих губ уже вовсю норовит сорваться покорное «давай», но тут взгляд Шульца соскальзывает вниз, и его густые с идеальным изгибом брови смыкаются на переносице:

- А откуда этот шрам, Крис? – он аккуратно касается моих ключиц. – Раньше его не было.

- Так это с тех пор еще… Ну, когда отец мне ремня всыпал… За сигареты, - сбивчиво отвечаю я. Все-таки воспоминания о том дне мне до сих пор неприятны.

Брови Шульца взлетают вверх, а в округлившихся глазах читается ужас.

- Из-за подкинутой мной пачки? – хрипло уточняет Андрей. – То есть он… Он что, реально тебя избил?

- Да, - мрачно подтверждаю я. – Наверное, избиение – наиболее подходящее для этого слово.

- Но… Черт, Крис, - парень неверяще качает головой, - он же тебя никогда не трогал! Грозился – да, было такое… Но чтоб руку поднять…

- Отец до этого и правда меня не бил. И после тоже. Но в тот день просто вышел из себя, отхлыстал так, что я еле с пола поднялась… Кричал, что выбьет из меня эту дурь, что сигареты – зло и что я оборзевшая малолетка… А я все пыталась ему сказать, что сигареты не мои были да и не курю я вовсе… Но он не слышал меня. Все лупил и лупил. Это было ужасно.

Впервые за все время я откровенно описываю этот черный инцидент моего прошлого. Раньше я даже в разговорах с Верой в подробности не вдавалась, просто говорила, что отца влетело, и все. А вот Шульцу почему-то рассказала, как есть, без прикрас… Словно наболевшее выплеснула. Ведь папа тогда реально перешел границу.