Любовь вслепую

– Идем. – Я встряхнула застегнутый и заново упакованный рюкзак, чтобы плотнее утрамбовались вещи. Закинула его на плечи, протянула слепому руку. – Мы не можем сидеть здесь вечно. Я поведу тебя.

Ответный жест не случился. Пью как сидел у изгороди на земле, так и остался сидеть – руку мне не протянул.

Лишь спустя паузу изрек:

– Кристина, какое сейчас время суток?

– Ночь.

– Ночь. – Он, кажется, пытался натолкнуть меня на очевидные выводы, но я лишь сильнее раздражалась. – Когда мы попали сюда, сколько времени было в нашем мире?

– Не знаю… Полночь.

– Сгенерированное ключом пространство почти всегда копирует исходное время суток, если не было иного запроса…

«Откуда у него все эти познания?»

– … значит, здесь сейчас тоже почти час ночи. Что именно ты хочешь исследовать уставшая? Думаешь, твоего внимания будет достаточно для того, чтобы оперативно справляться с проблемами?

– А если нас попросту сожрут какие-нибудь твари? Пока мы тут сидим…

– Не сожрут.

– Откуда ты можешь это знать?

– Я их не чувствую.

Мне хотелось, совсем как в детстве, колотить руками и топать ногами. Он был рационален, он был, наверное, логичен, но он бесил. Хотелось едко возразить по поводу его «я их не чувствую», но что-то останавливало. Возможно, он действительно чувствовал больше, чем я. Но как не рваться в бой, как не пытаться действовать?

– Сейчас, – прочитал мои мысли тот, кто сидел на земле, – разверни свое одеяло. И ложись спать. Мы выдвинемся утром.

– Спать?

– Спать.

«Тебе нужны силы».

Наверное, он был прав – не хотелось этого признавать. День был длинным и сложным, к вечеру я устала. Плюс стресс, плюс попытка оторваться от «врага», случайное использование ключа, шок сознания. Я до сих пор отказывалась поверить, что перенеслась куда-то, что нахожусь очень далеко от привычных мест – это заставляло нервничать, погружало в безумный сюр. Хотелось под подушку, накрыться ей и одеялом, хотелось спрятаться и… успокоиться, отдохнуть.

– Ты прав.

– Мне нравится, когда ты это говоришь.

– Еще бы… Все мужики одинаковые. Вы нас любите, покуда мы признаем вашу правоту…

Удивительно глубокими были его незрячий взгляд и застывшая полуулыбка на губах. Показалось, что в чужой черепной коробке плывут пласты недоступных мне размышлений и воспоминаний. Никогда туда не пробиться, никогда их не раскопать.

Вздохнув, я принялась доставать из рюкзака одеяло. Кажется, снаружи достаточно тепло, чтобы спать, не укрываясь. Если укроюсь, места на двоих не хватит, а Пью не должен отморозить пятую точку. Ночи – они и есть ночи. Даже летом бывают холодные.

«Пью», – хотела позвать его я, но запнулась. Поняла, что не могу больше так его называть – кличка ему не шла. Не тому человеку, на лицо которого я сейчас смотрела.

– Как тебя зовут?

– Назови меня любым именем, которое тебе нравится. – Он даже не задумался об ответе.

– Все называют тебя Пью. Слепой Пью.

– Пусть так.

Ему было все равно. Но ведь у него имелось настоящее имя, и он совершенно точно его не забыл.

– Предлагаешь продолжать тебя так называть? Когда на нас нападут враги, орать: «Пью, на три часа! Бей!»

Он смеялся. Он вообще легко позволял себе смеяться, и мне в нем это нравилось.

– У тебя хорошее чувство юмора.

– Я хочу знать настоящее имя.

Он уловил мою серьезность. И мое намерение «ковырять». Молчал долго, даже взгляд раскосых глаз, который, как выяснилось, меня чуть-чуть поддевает и чуть-чуть возбуждает, сделался тяжелее.

– Называй меня Эггерт.

Что-то сложное мелькнуло в серых глазах.

– Это твое имя?

Почему-то мне показалось, что да, этот фрагмент принадлежит миру «Пью», является его частью. Но далеко не центральной.

– Одно из.

– Одно из?

Я вдруг поняла, что большего он все равно не скажет, бесполезно давить.

Хорошо, Эггерт так Эггерт, я вздохнула.

Указала на расстеленное на земле фольгированное одеяло, спохватилась, что жестов он не видит.

– Я расстелила «лежанку». Ложись. Здесь хватает места на двоих.

Постаралась выдать это ровно, без пошлого подтекста.

– Я посижу. – Он смотрел на меня и мимо. Ветер стих полностью, кажется, даже потеплело. – Подежурю пару часов на всякий случай.

Все-таки он не прост, и он гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд, подумалось мне.

– Если от сидения на земле к утру разобьет невралгия, ты будешь бесполезен как «защитник».

– Очень хочешь, чтобы я улегся рядом с тобой?

Кажется, его улыбка все сочилась двойным смыслом. Черт.

– Защемление седалищного нерва – хуже, чем просто лежать вдвоем, – процедила я почти зло.

– Не беспокойся, – у него снова мягкий обволакивающий голос, – я не замерзну. Но согрею тебя, если замерзнешь ты.

У меня замерло дыхание на этих его словах. Что-то теплое, что-то глубокое и невероятное ощутилось в воздухе.

– Просто обниму, – пояснил он, но ощущение глубины не пропало.

Я покачала головой, понимая, что она перестает соображать. Пусть сидит, если хочет, – я спать. Сложно будет уснуть в этом странном месте, но мне нужны силы, чтобы совершить марш-бросок утром. И потому я усну.

*****

Я проснулась по внутренним ощущениям часа в три ночи. Не потому, что замерзла, и не потому, что за моей спиной спал Пью.