Любовь зла…

Некромант вежливо отстранился, вытряхнул из рукава очень знакомый нож из рога единорога и провел лезвием по раскрытой ладони. Тонкий ровный порез тут же набух алой кровью, но на лице мага не дрогнул ни единый мускул. Он аккуратно стряхнул с ножа кровь, вытер чистой тряпочкой, убрал его в рукав и демонстративно протянул мне ладонь.

- Кровь. Красная. Как у тебя. Всё ещё сомневаешься?

Я чуть наклонилась вперёд, придирчиво осмотрела порез, принюхалась, подцепила пальцем капельку крови и, поколебавшись, с умным видом слизнула её.

- Вкусно? - язвительно поинтересовался Санти.

- Похоже, действительно кровь, - признала я, закусив губу: сохранять серьёзность становилось всё труднее и труднее.

- Похоже? Похоже?! Я только что на твоих глазах порезал себя ритуальным ножом, а ты говоришь - похоже?! Между прочим, такие раны нельзя исцелить магически, они должны затянуться сами! Посмотри на меня! - патетически выкрикнул Санти. - Я говорю чистую правду!

Краем глаза я заметила, как осмелевший крысёнок выразительно изображает рвотные спазмы, и мой хвалёный самоконтроль затрещал по швам.

- Да при виде тебя и слепой зажмурится, - кое-как выдавила я. - И такие лица мне знакомы. Обычно они принадлежат лжецам и убийцам.

- Лжец и убийца? - обиделся Санти. - Я?!

- Хммм! - я кивнула в сторону плато, над которым всё ещё курился дымок, героически пытаясь сдержать смех, но он прорывался наружу фонтанчиками, как вода из дырявого шланга под большим напором.

Санти осёкся на полуслове и по-птичьи склонил голову набок.

- Смейся, любовь моя, смейся, - печально проговорил он. - Иногда смех продлевает жизнь. Чаще, правда, сокращает, потому что грозные, бессердечные некроманты не любят, когда над ними потешаются рыжие пигалицы. Но я-то не такой. Ты меня знаешь, я человек мирный и спокойный, больше дюжины за раз не убиваю. Правда, в лаборатории у меня как раз настаивается экспериментальная порция яда, убивающего быстро и незаметно. Не всё же его на кошках испытывать…

Фонтанчики превратились в потоки, и я почти упала некроманту на руки, хохоча, как ненормальная. На глазах выступили слезы, заболел живот, но я ничего не могла с собой поделать - стоило только поднять голову и взглянуть на обеспокоенную физиономию некроманта, как приступ смеха накатывал с новой силой. В смехе выплёскивалось наружу всё пережитое за это утро - страх, боль, отчаяние, ужас, негодование, возмущение - оставляя после себя ощущение невероятной свободы и лёгкости, словно с плеч свалилась целая гора. Такое бывает иногда после ярких сновидений, когда просыпаешься рывком, внезапно - с чувством, что произошло нечто потрясающее, удивительное и волшебное. А наяву ли, во сне - не важно.

"Если там, наверху, наконец решили дать мне поблажку, грех ею не воспользоваться, - самоуверенно решила я. - Я прекрасного принца не звала, но раз его с таким редким нахальством сунули мне в руки, никуда он от меня не денется. Жаль, конечно, что это не любовь, а всего лишь болезненная зависимость, вызванная мощнейшим гипнотическим вмешательством, но беднякам выбирать не приходится. И так сойдёт".

Пальцы некроманта на моих плечах вдруг конвульсивно сжались, и Санти встряхнул меня с такой силой, что голова мотнулась на шее, зубы клацнули, и я едва не прикусила язык.

- Что? - тихо переспросил он. - Что ты сказала?

Привычно вывернувшись из его рук, я отскочила на три шага назад и натянуто улыбнулась. Крысёнок вцепился в воротник плаща всеми лапками, и бабочка, сидящая на ухе, недовольно махнула крылышками. Их кончики почернели.

Санти повторил свой вопрос, подкрепив его нехорошим блеском в глазах, от которого по краю моего плаща побежали синеватые язычки пламени. Мгновение спустя они потухли, но я на всякий случай отскочила ещё на три шага назад.

"Теперь ты понимаешь, как опасно дразнить некроманта, девочка? - укоризненно заметила та часть моего сознания, которая всякий раз при виде Санти начинала мурлыкать, точно объевшаяся сливок кошка. - Поводок накинуть можно и на танк накинуть, но поди, поводи его за собой!"

- Маргарита…

- Ничего! Ни слова! Ни словечка!

Предательские мысли кружились, как стайка всполошенных воробьёв.

"…совсем не… и никогда не… а всё из-за треклятой стрелы! Не думай об этом, не думай, думай о птичках, о цветах, о погоде… когда весенний первый гром… Эх, что за жизнь! Мне даже везёт не по-людски!… Как громыхнёт из-за сарая, что фиг опомнишься потом… Не должен он мне говорить такое. И смотреть так на меня тоже не должен. А должен… Я подумаю об этом завтра. Или на следующей неделе. В этом месяце, в общем. Не позже следующего квартала. А всё равно, он не должен!…"

Ветер взвыл, как раненый зверь, небо потемнело, облака налились предгрозовой чернотой и стали быстро увеличиваться в размерах. Где-то вдали громыхнул гром.