Любовь зла, или Разрыв шаблона в действии

- Боренька! Фу, Борька! Какой нехороший мальчик, - слышится ласковый голос егеря, и я от возмущения чуть не теряю яблоко изо рта, - Иди мой мальчик. Я тебе гостинчик принес.

Мой мальчик? Какой это нафиг мальчик? Это ж самая настоящая чупакабра гигантских размеров!

- На, иди, покушай яблочко, - приговаривает дед, - Вы уж не обижайтесь Ирин на Бореньку. Он просто яблочки страсть как любит.

С дерева меня сняли заботливые руки полковника, посадили на пенечек и дали попить водички.

- Может чего покрепче? – нашелся дед.

Я молчаливо покачала головой и проводила взглядом Бореньку, который все-таки подобрав с листвы мое яблоко, сожрал его и спокойно потопал обратно в кусты по своим кабаньим делам.

Что-то мне внезапно так домой захотелось…

Полковник

Солнце уже успело перевалить за горизонт, когда они вернулись к Ириному дому.

Сказать, что Фёдор витал в розовых любовных облаках – не сказать ничего. Наверное Купидон все же подстрелил его в зад, ибо мужчина никогда в жизни не чувствовал себя таким окрыленным.

У двери ее квартиры они остановились, и Ира нерешительно посмотрела на него, своими невозможными глазами.

- Зайдешь на кофе? – спросила она, нервно кусаю нижнюю губу.

Он бы зашел.

И губу бы укусил за место нее, но…

Дети дома ждут. Он и так задержался.

У Лизки в понедельник контрольная по геометрии. Он обещал ей помочь с одним заданием. А время-то уже...

Неловко потоптался на месте и, протянув руку, притянул Иру к себе за талию. На мгновение втянул носом сладкий запах ее волос и выдохнул:

- Я бы зашел, но не могу. Завтра в пять нужно быть в поле.

Она запрокинула голову и внимательно посмотрела ему в глаза так, что душу вынула одним взглядом. Словно интуиция ей подсказывала, что он недоговаривает.

Он бы и рассказал, но боялся.

Ира приподнялась на цыпочки, обвивая его шею мягкой рукой и тело полковника мгновенно напряглось с наслаждением и жаждой впитывая ее незатейливую ласку.

Накрыл нежные губы страстным поцелуем. Руки заскользили по хрупкой спине, прижимая ближе к возбужденному телу, так чтобы она непременно это почувствовала, сладко, чуть слышно застонала сквозь приоткрытые губы.

Твою дивизию!

Какая же она…

Боясь окончательно потерять голову, Фёдор мягко отстранил от себя Иру, нежно напоследок поцеловал в светловолосую макушку и подтолкнул к двери.

- Я позвоню завтра?

- Ага, - растерянно кивнула она, - До завтра.

- Я буду ждать.

Ира ушла, оставив после себя едва уловимый аромат яблок, а полковник немного постоял, погипнотизировав закрытую дверь, пошел в машину.

Пока ехал домой в голове перебирал события сегодняшнего дня и никак не мог насытиться этими теплыми яркими воспоминаниями. Ощущение, словно он много-много лет был в какой-то спячке, а тут бац по голове – шоковая терапия и прозрение.

Он пытался вспомнить был ли так счастлив хоть когда-то.

Был наверное…

В юности, когда все в жизни казалось таким простым правильным и перед тобой были открыты тысячи дорог этой вселенной.

Херня какая-то…

В суровом полковнике внезапно проснулся романтик.

Конечно, Фёдору было грех на жизнь жаловаться. Свой дом, достаток, детишки, но…одиночество это страшная вещь. И с каждым прожитым годом оно съедает его все сильнее. Скоро дети подрастут и оставят его одного. Лизка вон уже жениха привела…окаянного.

С Ирой одиночество отступало.

Она оказалась такой доброй, жизнерадостной, отзывчивой в жизни.

Мог ли он мечтать о большем?

Мечтал…

О смятых простынях, о ее мягком теле.

До трясучки.

И в тоже время, Фёдор прекрасно понимал, что не самый удачный вариант в плане отношений для Ирины. Все же трое чужих детей – это не то о чем мечтают женщины, поэтому пока не находил в себе силы рассказать правду.

А еще он боялся, что для нее их отношения станут проходящим моментом. Вокруг прекрасной бухгалтерши вон сколько мужиков трется. Один только агроном чего стоит.

Какое-то пакостливое, назойливое чувство тревожило грудь – страх вновь остаться один на одни со своими неразделенными чувствами. Хотя, почему один? С бутылкой.

Это уже было в его жизни – любовь к красивой женщине. И это было прекрасно, если бы не было так непередаваемо больно.

В воскресенье у Фёдора был наряд в поле – снова не хватало рабочих рук.

Поздоровался с мужиками и за работу, будь она неладна.

Кому охота работать в воскресное утро, тем более в такую жару? Скоро лето, а солнце уже припекает, хоть шорты надевай. Конечно, в кабине импортного трактора жару переносить гораздо легче – работает кондиционер, но к обеду он обычно переставал справляться с духотой, и приходилось отрывать окна, откуда сухой горячий воздух нещадно гонит пыль. К концу смены выглядишь так, словно на земле валялся, а спину ломит будто на горбу пять тонн мешков с цементом перетаскал.

На время обеда мужики собираются в посадке, под тенью раскидистых деревьев и за едой шумно обсуждают дела насущные.

- Слыхал я, полковник, агрономчик наш к бухгалтерше твоей подкатывал, - толкнул его в плечо, сидевший рядом Петрович.

Федор, что до этого мирно ел окрошку, чуть не подавился.

- С чего бы это она вдруг моя стала?