Любовная лихорадка

Он был свидетелем случая, значение которого оценил лишь впоследствии. Приехав из Рио, доктор Алвин поселился в соседней гостинице «Униан» и принимал там клиентов: мелкие торговцы, гостиничные служащие — обычная публика для начинающего врача. Но в субботу на прием к Алвину явилась не кто иная, как супруга барона Да Маты. Больной она не выглядела. Потом она приходила еще три-четыре раза, оставалась недолго, но вид после этого у нее был намного более довольный.

Всадник ²⁵

Почему он появился в фантазиях Анжелики? Все просто. Этот господин дурного нрава и с ужасающей репутацией возник перед баронессой прямо посреди собора и сунул ей в руку записку. То было послание Барселос — на грани бреда, ибо тем утром он напился в борделе, громко повторяя имя Анжелики каждому встречному-поперечному. Записка дерзко сочетала имя Христа с названием известной каждому женской эрогенной зоны, которая накануне, под лестницей, оказалась у Анжелики на редкость чувствительной.

Пурезинья ¹²⁷

Он повел ее наверх, в комнату, держа в руках круглую банку лимонного варенья. Приказал снять платье — правда, перед этим они успели договориться о цене. Он предложил в три раза больше, чем просила она, так как собирался потребовать от нее в три раза больше того, что она обычно делала. Тело ее было великолепным, и Алвин сделал ей комплимент. Пурезинья ограничилась профессиональной улыбкой. Тем лучше, подумал он.

Затем спустился за Анжеликой и нашел ее в гостиной с бокалом в руке: она пила, чтобы утихомирить мысли. Поэтому сопротивления она не оказала, но психологически явно не была готова к тому, что последовало. В комнате повисло некоторое напряжение, когда голая Пурезинья подошла к Анжелике и осторожно просунула руку ей под платье, введя мизинец между влажными складками плоти. Проститутку было не смутить: ей заплатили именно за это, она это и делала. Анжелика и бровью не повела. Алвин пошел в уборную, а вернувшись, обнаружил обеих женщин на кровати, сплетенных в объятии. Он склонился над проституткой и принялся вымазывать ее вареньем с головы до ног. Потом заставил Анжелику лизать, а сам, подбираясь то к одной, то к другой, овладевал ими в разных позах. Сильный запах варенья смешивался с ароматом табака.

Карлос Гомес ¹³⁶

Антонио Карлос Гомес, или «Тонико», когда ему было тридцать шесть, убедил директора JIa-Скала поставить свою оперу «Гуарани». До того он был безвестным выпускником консерватории, и судьба его брака с прекрасной Аделиной из Болоньи зависела от кассового сбора. В день премьеры по всему городу висели афиши в рост человека, а сам Тонико спокойно ужинал в отеле «Биссони» и чокался с друзьями, щедро раздавая сигары с виргинским табаком. Спектакль был назначен на восемь, но уже в шесть театр осаждала толпа жаждущих добыть билет.

В зале яблоку негде было упасть, когда зазвучала музыка, поднялся занавес и на сцену выпорхнул хор охотников. Волна рукоплесканий прокатилась по галерке, ложам и партеру. Потом она не раз возвращалась во время хоровых и сольных партий.

Тонико вдруг испытал страх: никто еще не прибежал к нему с поздравлениями. Итальянцы, завзятые театралы, любят поступать нелогично, и в тот вечер все именно так и было. Выпивший Тонико выскочил на улицу, вбежал в театр и замер: грянули финальные аккорды, а за ними — буря оваций, похожая на шум паровой молотилки. Тишина, снова овации. Стали вызывать автора, искать его в ложах и партере. Тут Тонико побежал по какому-то грязному закоулку и наконец увидел уличные фонари.

Посыпал мелкий дождик. Тонико поднял ворот плаща и решил укрыться под каким-нибудь портиком, следуя инстинкту самосохранения: он легко простужался. Но вместо этого зажег сигару и сунул руки в карманы. Его охватило необъяснимое, бессмысленное чувство облегчения. Переходя канал по небольшому мостику (что еще за каналы в Милане?..), он подумал, что был в этой части города, с мрачными и совсем узкими улочками, всего два-три раза, да и то давно. Но освещение здесь было даже лучше, и, несмотря на поздний час, какие-то люди шли по мокрым тротуарам. У стены с анонсом премьеры мочился, задрав лапу, щенок. Утомленный, Тонико остановился у ящика с какими-то тюками; оказалось, он едва не забрел внутрь склада, откуда пахло мокрыми опилками.

У входа было темно, но в конце здание ярко освещалось, в промежутке тянулись тени. Может быть, Тонико привлек запах опилок, напомнивший ему Кампинас; он двинулся вперед и очутился под превосходным старинным сводом из кирпича, опиравшимся на колонны. Удивительно, но это оказался навес, лишенный стен, а огни вдалеке были уличными фонарями по ту сторону канала. Перед каналом — даже перед улицей, шедшей параллельно ему, простирался дворик, где происходил некий бал-маскарад под звуки духовых. Тонико поспешил туда; на выходе ему показалось, что он только сейчас услышал эти громкие звуки.