Любовная ловушка

Дункан сел на пол у ног Коналла, который так и остался стоять, несмотря на волнение, сжимавшее его сердце. Он услышит горькую правду о себе в присутствии любимой женщины и поведет себя как мужчина, собрав в кулак свою гордость. Это все, на что он сейчас способен.

Лана заломила руки и посмотрела на двух мужчин, которых она называла своими сыновьями.

– Ему было всего две недели от роду. Он был очень маленький и слабенький. Минерве и Ронану тяжело жилось в хижине. Младенец не брал грудь, и потому молока у Минервы с каждым днем становилось все меньше и меньше. Но она старалась изо всех сил. И хотя ребенок был очень болезненным, она о нем заботилась и очень любила. В ту ночь у меня начались схватки. Это случилось сразу после того, как стало известно о предстоящем сражении. Минерва очень боялась за Ронана, но она не ушла и осталась со мной, пока я не родила сына. – Слезы катились по ее немолодому, морщинистому лицу, которое Коналл любил всю свою жизнь.

– Когда мой сын наконец родился, Минерва тут же помчалась к Ронану – к «половинке своей души», как она называла его. Но она понимала, что там очень опасно, поэтому никак не могла взять с собой ребенка. Она заставила меня поклясться, что я позабочусь о нем, а я не смогла ей отказать. Ведь она позаботилась обо мне и моем ребенке.

У Коналла сжалось сердце.

– И она так и не пришла… за ним? – спросил он.

– Ох, – выдохнула Лана, заламывая руки. – Она вернулась, но только очень нескоро. Прошло много времени, и я подумала, что она умерла, как Ронан. А может, сама лишила себя жизни.

Старик застонал, и Коналл увидел, как он закрыл лицо руками.

– Ох, прости меня, Минерва. Я думал… что она поступит именно так и принесет бессмысленную жертву, кинув свою жизнь в могилу. Я… не дал ей уйти. Я сам обезумел от горя и запер ее. Обвинил ее во всем.

Лана немного помолчала, а потом продолжила:

– Дэр вернулся после битвы сломленным человеком. У него в голове что-то повредилось, он не мог смириться с потерей брата. Он проклинал Бьюкененов, Минерву. Я не знала, как он себя поведет, когда выяснится, что я приютила ее сына, и очень переживала.

– Что ты сказала ему, мама? – тихо спросил Коналл. – О двух детях?

– Я сказала ему… да ничего не сказала. Он решил, что вы наши близнецы. – Лана слегка улыбнулась. – Минерва ушла, ее ребенок проголодался, а я была слишком слаба, чтобы принести ему козьего молока. Поэтому я дала ему грудь, и он взял ее. В таком положении Дэр и застал нас… троих. – Она с любовью посмотрела на Дункана и Коналла.

– Но она ведь вернулась, мама, – напомнил ей Дункан. – Значит, ты ей отказала?

– Да, – едва слышно созналась Лана. – Не напрямую, потому что я боялась встретиться с ней с глазу на глаз. Когда она пришла, я спряталась в доме и не отдала ребенка. Я повела себя как последний трус. Дэр узнал, что она как безумная бродит по лесу со своим диким волком, и пошел к ней. Я испугалась, что один из них может убить другого. Я могла бы остановить это, сказать правду Дэру и отдать Минерве ее сына. Но если бы он узнал, что из-за его гордыни ребенок потерял отца, то не выдержал бы этого и окончательно сломился. А Дэр и так очень страдал!

Лана на мгновение закрыла глаза, а потом продолжила:

– А малыш рос не по дням, а по часам. Он становился все сильнее, все крепче. Молока у меня хватало для вас обоих, и я полюбила сына Минервы так же неистово, как и своего собственного. Я боялась, что он пропадет с ней. Минерва была сама не своя от горя, она скиталась вдали от своего клана. К тому времени молоко, которое у нее еще оставалось, уже должно было пропасть. – Она отвернулась. – Но теперь я признаюсь в своей жадности. Вы оба были нужны мне. Я слышала, как Минерва кричала и звала меня, когда бродила в ближнем лесу, но я продолжала молчать. Вот тогда она и прокляла наш клан. Не после сражения, не над телом Ронана. Она прокляла Маккериков из-за меня. И никогда никому об этом не говорила.

Коналл услышал, как кто-то всхлипывает. Он поднял голову и увидел, что по лицу Ив катятся слезы. В ее глазах были ужас и сочувствие. Она глубоко вздохнула и задала Лане главный вопрос:

– Кто же из них сын Минервы? Коналл вышел вперед.

– Это я, Ив. Ты еще не поняла? Ты не Бьюкенен… но проклятие все равно исчезло… – Он посмотрел на Лану. – Мама, скажи ей, что это я.

– О, Коналл, – прошептала она. – Дорогой, чудесный, храбрый Коналл. Любимый мой мальчик, прости меня. – Ее улыбка стала еще печальнее. – Это Дункан.

Ивлин не знала, кто испытал большее потрясение – Коналл, Дункан или Ангус Бьюкенен. В зале наступила тишина, наполненная невысказанными эмоциями пятерых людей, оказавшихся здесь, внутри здания. Ивлин тоже поразила печальная история Ланы Маккерик. Реальность оказалась совсем не такой, какой она представлялась ей раньше. От нахлынувших чувств ее живот внизу вдруг болезненно сжался. Она ахнула, но никто этого не заметил. В этот судьбоносный момент она и сама тут же забыла о боли.

– Нет, – простонал Дункан, падая вперед и закрывая лицо руками. – Мама, дорогая, скажи, что это не так!