#ЛюбовьНенависть

– Давай сделаем селфи?

И смущенно добавила:

– Выпускной как-никак.

Даня согласился. И я вытащила из клатча, висевшего на плече, телефон.

– Итак, – сказала я, – улыбаемся! Черт, по пол-лица только видно.

Он вдруг сел рядом, все так же обнимая меня – уже за талию:

– Если ты еще дальше отодвинешься, вообще ничего видно не будет!

Наши щеки соприкоснулись, и он помог мне направить камеру на наши лица, а потом и сам завладел ею – руки-то у него оказались длинными, не то что у меня. Первые несколько снимков были неловкими, а потом мы разошлись, строили рожицы, подставляли друг другу рожки, улыбались. Фотографии были не слишком хорошего качества – все-таки сказывался недостаток освещения, но нам это не мешало.

Внутри меня резвился мятный привольный ветер. И на какое-то мгновение я забыла обо всем – о воспоминаниях, о неясной тревоге, засевшей в сердце, о том, что родители могут застукать меня в таком состоянии, о натертой коже на ногах… Забыла о том, что Клоун меня раздражает, а то, что я не могу понять причину этого чувства, раздражает еще сильнее. Вернулись ли мы в детство? Я не знала. Станем ли мы после этого нашего теплого разговора больше общаться – тоже. Я знала лишь то, что здесь и сейчас, под звездами и на широких перилах, мне весело. И ему – тоже.

Может быть, я начинаю узнавать нового Даниила Матвеева? Но эта мысль мелькнула упавшей звездой и исчезла. Мы продолжили. Легкость в голове, легкость в сердце и в каждой вене – казалось, в них закачали вместе с кровью эликсир воздушной радости. В какой-то момент я поцеловала его в щеку – для фото, без какой-либо задней мысли, и тотчас почувствовала, как напряглись его пальцы на моей талии. А может, мне это почудилось?

– А что не в губы? – весело спросил он, и я даже не стала возмущаться. Почему-то лишь коротко рассмеялась. А потом, громко вздохнув, призналась:

– Я не умею целоваться, – новый смущенный вздох. – Представляешь, я кого-нибудь полюблю и даже не смогу с ним встречаться, потому что мне будет стыдно признаваться ему в этом!

Теперь настал его черед смеяться, но это был не обидный смех, а добрый. И в глазах Дани я прочитала не удивление, а скорее умиление.

– Правда никогда не целовалась? – на всякий случай уточнил он.

– Правда. Смешно, да? – Сейчас опять будет тонна шуточек на эту тему. Но Клоун меня удивил.

– Нет. Это мило, – сообщил он, улыбаясь и глядя мне в глаза.

– Что в этом милого? – поинтересовалась я удивленно, потому как половина моих одноклассниц хвасталась не только поцелуями.

Но он проигнорировал мой вопрос.

– А почему ты никогда не целовалась?

Наверное, если бы я была в себе, я бы просто послала его и заявила, что это не его ума дело. Однако сейчас, окутанная легкой алкогольной эйфорией и еще каким-то странным, почти невесомым обволакивающим нежным чувством, я просто пожала плечами.

– Так вышло, – сказала я тихо.

– Ты любила кого-то и хотела целовать только его?

Я хотела целовать тебя, дурачок.

– Я вообще никого не любила. Я, наверное, какая-то не такая.

– Девочка, – прошептал Даня и подул мне в лицо, – ты мне врешь.

По запястьям вверх, обвивая их, словно змея, пополз холод. Что Даня имеет в виду?

– Я не вру.

– Ты целовалась, только не помнишь.

Его голос был таким уверенным, что я даже засомневалась.

– Погоди, Матвеев, – я потерла лоб, – но ведь я впервые напиваюсь – если это так можно назвать. Как я могла тогда раньше целоваться, но забыть?

– Легко. Мы целовались с тобой, – заявил Даня и зачем-то заправил мне за ухо выбившуюся из прически прядь волос.

– Да-а-а? – весьма озадачилась я, пытаясь понять, что он имеет в виду. – Когда?

– Давно, – ответил он, и я поймала себя на мысли, что почему-то смотрю на его губы.

– Ты уверен?

– На сто процентов, – кивнул Даня, сделал театральную паузу и продолжил бархатным глубоким голосом: – На сончасе ты поцеловала мою ногу.

– Бо-о-оже, – протянула я и на миг спрятала лицо в ладонях. – Ты до сих пор это помнишь! Но это не считается.

Легкости во мне становилось все больше, а сердце стучало все сильнее. И все больше хотелось коснуться человека, сидящего рядом со мной и удерживающего от падения вниз. Свет от далекого яркого огня падал так, что образовал нимб вокруг его темноволосой головы. И глаза Дани казались в полутьме серо-синими, глубокими, точно море – не штормовое и опасное, кипящее волнами, а спокойное и безветренное, безмятежное, будто зеркальное…

Когда-то в кафе я хотела близко увидеть его глаза. И увидела. Мне захотелось встретить с Даней рассвет. Я улыбнулась, а он вернул мне улыбку и вновь поднял телефон.

– Давай еще селфи, – сказал он и теперь уже сам коснулся губами моей щеки, делая фото – на свой телефон.

Я замерла, а он провел губами по моим скулам, овевая их теплым дыханием. В этом было столько странной, незнакомой нежности, что я не нашла в себе силы его оттолкнуть. Да и хотела ли? Я повернулась к нему, и он коснулся своими губами моих – мимолетно, ласково, едва ощутимо. Словно до них дотронулись лепестки розы. И сразу отстранился, чтобы посмотреть, как получилось селфи.

– Ты закрыла глаза! – возмутился он.