#ЛюбовьНенависть

– Перерыв-перерывчик? – Теперь настал мой черед играть бровями, между прочим, аккуратно выщипанным – приводя их в форму, я невольно плакала, проклиная всех тех, у кого брови нормальные. – Как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой? Я имею в виду, первой и второй бутылкой бухла, – уточнила я занудно, ибо не питала пустых иллюзий, что Матвеев пьет только воду и газировку.

– У тебя лексикон, как у алкоголика со стажем, – поморщился он.

Я философски пожала плечами.

– Какой есть. Серьезно, сколько ты выпил? И чего?

– А ты? – вопросом на вопрос ответил Даня.

– Три бокала нектара, – хихикнула я, зябко поджимая ноги – пол на балконе был холодным. Даня это заметил, вдруг подхватил меня и посадил на край перил. Сердце зазвенело, как хрустальный бокал, по которому ударили ножом. Звонко, тонко, настороженно.

Господи, какой он красивый, какой родной. И голова кружится – то ли от алкоголя, то ли от нашей близости, то ли от высоты, которая никогда не внушала мне доверия.

– Не то чтобы я трусиха, но я боюсь высоты. Кажется, я сейчас упаду, – задумчиво поведала я.

– Не бойся, я буду тебя держать, – утешил Даня и положил мне руку на спину, чуть выше талии, будто и правда собрался меня ловить.

И снова мурашки. И сердцебиение. Что ты со мной делаешь?..

– Точно? Я не хочу умирать молодой.

– Тут лететь-то два этажа, – отмахнулся он. Мол, зря переживаешь.

– Ну да, в твоем послужном списке такого нет, – согласно закивала я.

– Какого – такого, Даш? – не понял Матвеев.

– Ты никогда не сбрасывал меня ниоткуда, – задумчиво ответила я, перебирая в голове многочисленные детские происшествия, когда Данька был прежним собой и доставал меня с особым удовольствием и упорством.

– Сбрасывал, – тотчас возразил он. – С забора.

И осекся, словно не хотел говорить об этом.

– Я не помню, – тепло улыбнулась я.

Но вовремя одернула саму себя. А потом мысленно отругала – опять я пытаюсь уйти в эти детские воспоминания, забывая, что они – вода. Просачиваются между пальцами и уходят, и человек, с которым они связаны, тоже уходит. Течение жизни относит его в Другую сторону. Нет ни одной веревки, которая бы тянулась бесконечно долго, нет ни одного воспоминания, которое будет удерживать вместе так далеко разошедшихся людей, если один стоит на месте, а второй скрывается за горизонтом.

Какое-то время мы молчали. И молчание, к моему удивлению, он нарушил первым:

– Что у тебя с этим уро… парнем… Как его, Павлик? – Даня потер пальцем лоб. – В общем, с тем, который тебя мячом ударил.

А что у меня с ним? Иногда он звал меня гулять – хоть убей, не пойму зачем, и сегодня мы танцевали. Мы танцевали, потому что он пригласил меня первым. Но я ответила иначе, крайне расплывчато:

– Да так… А почему ты спрашиваешь?

– Может быть, теперь я ревную, – оскалился Даня.

– Как-то странно ты ревнуешь. Если бы я была твоей девушкой, я бы твою ревность вообще не замечала.

– Ты вообще ничего не замечаешь. – Серые глаза внимательно смотрели на меня. – Надеюсь, ты больше не встречаешься с мажориком?

– С Виктором? Нет, – рассмеялась я. – Я с ним и не встречалась.

– В смысле?

– В коромысле.

– Но ты же сама сказала, что он твой парень!

– У нас просто было… свидание, – покривила я душой. – А ты решил, что мы встречаемся.

– Даже так? А те двое других? Высокий смазливый тип, который плакал, и чувак-борец?

– Кайрат? – хихикнула я, вспомнив Танькиного поклонника.

– Тебе виднее, как его зовут. Он двух моих знакомых слегка повредил. – Даня не отводил от меня пристального взгляда, и в этом взгляде мне хотелось раствориться.

– Они идиоты, – буркнула я. – И вообще, почему ты спрашиваешь о них?

– Мой знакомый работает баристой в кофейне неподалеку от школы. Он рассказал, что часто тебя видел с незнакомыми парнями.

Я, кажется, покраснела. Боже. Как неловко-то!

– Ой, это просто моя сестра Танька мне так… парня искала, – нехотя призналась я.

– Нашла?

– Нет. Не нашла. А у тебя что с твоей душой? – спешно перевела я наш странный разговор на другую тему.

– С кем? – нахмурился он, и я поняла, что сказала лишнее – повторила слова Юли из сообщения. Одна – для постели. Другая – для души. Чертова Каролина. Муза, мать ее.

– С госпожой Громкоговорителем, говорю, встречаешься? – спросила я.

– Не знаю, – ответил он после некоторого раздумья.

– В смысле? – не поняла я.

– В коромысле, – передразнил меня Матвеев. – Просто у нас все сложно. Все время ругаемся. Я устал. И она тоже.

– Ничего, – вдруг погладила я его по густым темным волосам. – Другую найдешь.

Он пожал плечами.

– У нее тоже сегодня выпускной?

Бессмысленный вопрос – выпускной сегодня у всего города.

– Тоже.

Я задала ему еще несколько вопросов, но получила односложные ответы. Кажется, Клоун внезапно перехотел разговаривать.

Ветер играл с легким подолом платья, то и дело норовя приподнять его, но я придерживала подол и смотрела на Даню. Он в какой-то момент глянул на мои колени, а после уставился на огни за рекой. Тут мне вдруг показалось, что он сейчас возьмет и уйдет, забудет про свое обещание держать меня, как забыл о том, что раньше мы всегда были вместе, и я спешно сказала: