Любовник Большой Медведицы

Вдруг из-за перегородки послышался девичий шепоток. Часто я слышал, как они разговаривали и шептались, но никогда — чтобы так тихо и так поздно. Потом все стихло. И я услышал легкий шорох босых ног. Глянул в сторону перегородки, но ничего увидеть не смог. Темень кромешная, ставни задвинуты. Шаги приблизились к моей постели. Стихли. Слышу шорох ладони по полке надо мной. Ищет там что-то? Долго ищет, не находит. Думаю, а может то предлог? Спрашиваю очень тихо: «Ты кто?» Никакого ответа, только ладонь шуршит по полке. Тогда сажусь на постели и вытягиваю руки в направлении шума. И касаюсь девичьего тела в грубой льняной рубашке. Кажется, она хочет отпрянуть — я обнимаю ее крепко, тяну вниз, усаживаю на постель. Начинаю целовать. Хочу сказать, но она поспешно кладет мне ладонь на губы. Тогда молча валю ее на постель.

Через час дивчина хочет уйти. Пробую задержать, но она решительно отстраняет от себя мои руки и уходит тихонько за перегородку. Я лежу тихо. Через пару минут слышу за перегородкой шепоток и, как мне кажется, смех.

Назавтра чувствую себя неловко. За едой сидим, как обычно: хозяин с хозяйкой в красном углу, я рядом с братьями, сестры напротив нас. Как обычно, во время еды все молчат. Все едят неторопливо. Я поминутно поглядываю на девчат. Время от времени ловлю на себе их взгляды, такие, как обычно. Но не замечаю никаких перемен в их поведении. Гляжу на свежие лица, темноволосые головы, на косы, спадающие по плечам, на красивые карие глаза и думаю: которая?.. И днем в отношении ко мне — никаких перемен.

День прошел в работе. Вечером отправляемся отдыхать. Лампа гаснет, избу окутывает мрак. Я жадно ловлю каждый шорох, каждый звук… Ничего. Только разносится храп братьев. В глубине избы слышен кашель Матея. Закуриваю папиросу. Кручусь с бока на бок в постели. Когда совсем уже потерял надежду, что дивчина ко мне придет, и засыпать начал, из-за перегородки послышался шепот и через минуту — легкая поступь босых ног. Когда, чуть позже, дивчина уже лежала в постели, начал я ощупывать ладонями ее лоб, щеки, губы, подбородок, нос, уши. Она не мешала мне. Думала, наверное, что ласкаю так. А я старался запомнить ее лицо. Но ничего то мне не дало. У всех сестер лица были похожие. Я хотел, чтоб отозвалась, чтоб по голосу ее узнать, но она упорно молчала, не выдала себя ни словом. А когда начал шептать ей на ухо, поспешно закрыла мне ладонью рот.

Назавтра снова внимательно наблюдал за девчатами, но ничего с того не вызнал. Так повторялось несколько ночей подряд. Однажды я с вечера спрятал под подушку фонарик. Хотел, когда дивчина со мной будет, осветить ее лицо. Уже и руку под подушку засунул. Но она, очевидно, угадала мой замысел, потому что быстро вынула фонарик из моей руки и, привстав на постели, положила на полку. И с тех пор, когда приходила ночью, прежде всего убеждалась, что у меня нет с собой фонаря. Наконец, я и пробовать перестал. Боялся, что приходить перестанет… Подумавши, решил вовсе прекратить попытки свои узнать, кто из сестер ко мне по ночам приходит. Конечно, мог бы ее осветить, когда она к постели подходит, или карандашом химическим знак ей на шее поставить, который она бы не заметила, а я бы поутру приметил. Но если уж ей так важно, чтобы я не узнал ее, так я и пробовать не буду.

О ночных визитах еще одна сестра должна знать. Когда возвращается, часто тихо разговаривают за перегородкой. Наверное, думают, что я того не слышу.

Как и раньше, заигрываю с девчатами, как и раньше, получаю от всех без исключения то кулаком, то ладошкой и, как и раньше, продолжаются ночные визиты моей таинственной молчаливой любовницы.

А в доме вовсю предпраздничная работа, вовсе не оставляющая нам свободного времени. Я теперь работаю наравне со всеми. Это скрашивает дни и аппетит нагуливает (как Щур говорит). И каждый день наполнен ожиданием вечера и моей удивительной любимой. Теперь веселей мне, реже вспоминаю местечко и хлопцев. Все реже скучаю по работе контрабандистов, реже вспоминаю Фелю, чей образ потихоньку тускнеет в моей памяти. Думаю про нее уже не как про настоящую, живую женщину, а как про выдуманную, воображаемую или вычитанную в какой-нибудь книжке, красивую, но не взаправдашнюю. Сперва часто думал про Сашку и Живицу, но теперь стараюсь гнать прочь мысли о них, потому что чувствую: плохо мне от того. Тогда тянет меня уйти в лес, где небо искрится звездами, где владычит Большая Медведица.

3

Пришел праздник Рождества. Сочельник отметили торжественно, по старой традиции — с сеном под скатертью, кутьей в красном углу, с двенадцатью постными блюдами. Все было вкусно, всего следовало по чуть-чуть попробовать, и так я к вечеру напробовался, что чуть из-за стола вылез. Той ночью дивчина ко мне не пришла, хотя за перегородкой долго слышался шепот. Может, помешало что или на праздник не хотела таким заниматься.