Любовник Большой Медведицы

Местность выглядела, как разглаженный бумажный лист, освещенный электрической лампой. Ни одно движение в поле не могло укрыться от людских глаз. Хорошо хоть, была на нас белая одежда, потому заметить нас можно было лишь вблизи.

Без носок шлось легко, вперед, на запад, продвигались быстро. Я заметил, что возвращаемся той дорогой, по которой шли в первый раз с братьями и Касей. Понял, что Василь собирается обойти изгородь с севера.

Миновали лес, выходим в поле. Снова лес, снова поле… Наконец, оказались в леске, прилегающем к пограничной просеке. Лесок тот казался на белой глади поля длинным темным островом, плывущим в море лунного света. Перебежали мы на другую его сторону, спрятались в густых кустах. За сотню шагов от нас, слева, виднелась уходящая вдаль изгородь. Справа простиралась широкое свободное пространство между краем просеки и темной кучей кустов. По другую сторону границы плыла в лунных лучах темная, понурая туча леса. Там — Польша.

Долго стояли, внимательно рассматривая окрестности. Но не заметили ничего подозрительного.

Василь уверенно пошел вперед. Мы — за ним. В правой руке, втянутой в рукав кожуха, я сжимаю заряженный, наизготове парабеллум. В левой руке — запасной магазин. Движемся на просвет между изгородью и кустами. Показалось мне, что в кустах тех что-то шевелится, но я не был уверен: может, почудилось? А Василь размашисто шагал вперед.

Уже и граница близко. Вдруг раздались выстрелы, и из тех кустов выбежали красноармейцы с карабинами в руках. Заслонили нам дорогу к границе.

— Стой! Руки вверх! — разнесся крик.

Мы кинулись назад. На открытой приграничной просеке нас быстро бы догнали и перестреляли всех. Я это понял и, как только послышались выстрелы и выбежали красноармейцы, сам начал стрелять по ним. Выстрелил девять раз и побежал вслед за братьями к лесу. Бежал, низко склонившись, кидаясь из стороны в сторону, чтоб трудней было в меня попасть.

Несколько секунд висела тишина. Потом солдаты, от моих выстрелов поспешно отступившие к кустам, снова начали стрелять. Мы вбежали в лес. Я оглянулся. Солдаты шли по нашим следам. Братья убегали по лесу. Я спрятался за толстой упавшей березой. Свистели пули. Солдаты бежали толпой. Некоторые, чуть задержавшись, палили в лес наобум, «на страх врагам». Я слышал их крики: «Товарищи, вперед! Брать их!»

Были уверены, что мы удираем лесом без оглядки. Уверенность ту подкреплял шум и треск от удирающих Доврильчуков, уже приблизившихся к другому краю леска.

Когда солдаты приблизились шагов на тридцать, я начал стрелять, целясь в середину их группы. Некоторые залегли на снегу, другие — принялись отходить к границе. Тогда я поспешил по следам за Доврильчуками. Старался не шуметь, чтобы солдаты не догадались про мой отход из засады.

Быстро перебрался на другую сторону леса и увидел за несколько сотен шагов от себя три фигуры. Братья Доврильчуки торопились к другому лесу, в трех километрах от этого. Хоть и в белой одежде, но были отчетливо видны на фоне снега. Я мог по силуэтам узнать каждого.

Я побежал за ними. Доврильчуки уже осилили полдороги. Догнал их, дальше убегали вместе. Далеко позади, от границы, раздались выстрелы из карабинов. Я заметил темные пятна на снегу. Наклонился над ними — это кровь. Я побежал, поравнялся с Симоном, который шел последним.

— Кто ранен? — спрашиваю.

— Игнатий… в руку попали.

Когда преодолели две трети расстояния до леса, снова послышались выстрелы — уже ближе, отчетливее. Я оглянулся и увидел выбегающих из-за северного края леска солдат. Не рискуя снова заходить в него, они обошли кругом и увидели нас, удирающих полями. Погнались, стреляя время от времени. Но расстояние было большое: попасть по нам было трудно.

Мы приблизились к лесу. Я шел быстрым шагом рядом с Симоном.

— Откуда их столько? — спросил, имея в виду наших преследователей. Я их насчитал не меньше десятка.

— Там караульня близко, — ответил Симон.

Зашли мы в лес и через некоторое время остановились передохнуть. Игнатий скинул с себя носку и кожух, а Василь принялся поспешно его перевязывать.

— Хорошо, что ты их задержал там! — сказал мне Симон. — А то не ушли бы… Пока они сидели, боялись, мы такой кусок дороги одолели!

Заметил я за несколько десятков шагов от края леса большую, присыпанную снегом кучу валежника. И пришла мне в голову идея. Подошел к нему и скинул вместе со снегом верхние ветки. Под ними оказался валежник сухим. Вынул я спички и поджег эту кучу снизу. Огонь весело побежал по сухим смолистым веточкам и вскоре сильно, весело разгорелся.

Вернулся я к Доврильчукам. Перевязывать Игнатия закончили, одели его. Раненую руку подвесили на большом шерстяном платке, закрепленном на шее. Носку его, где лежали лисьи шкурки, взял Василь.

— Зачем это сделал? — спросил Симон, показав на пылающий костер.

— Подумают, что мы здесь задержались, и побоятся входить в лес.

— И то правда, — согласился Симон.