Читаем Любовник Большой Медведицы из Ракова полностью

Клаву после такого конфуза отослали в деревню, а когда содержать байстрюка стало слишком накладно, его отправили к господину почтмейстеру на воспитание. История умалчивает о том, обрадовался начальник местечковой почты такому пово­роту судьбы или огорчился. Однако мальчонку он все же приютил и даже полюбил. Свою мать мальчик так никогда больше и не увидел, несмотря на то, что до 11 лет, когда был официально усыновлен отцом, носил ее фамилию. В доме отца личность Клавдии была окружена таинственностью - Михаил Пясецкий опасался, и небез­основательно, что Клавдия может отобрать ребенка. Она неоднократно пробовала вернуться, а однажды чуть не похитила младенца. Сам Пясецкий вспоминал о матери так: «Мне известно лишь то, что в 1913 году она еще была жива, потому что удиви­тельным образом дала знать о себе - я тогда понял, что у меня есть другая, настоящая мама». До этого мальчик считал своей матерью очередную любовницу отца.

Жизнь Сергея с самого начала складывалась непросто. Отец воспитанием сына почти не занимался, а мачеха относилась к нему весьма строго, если не сказать же­стоко: она очень болезненно восприняла живое напоминание о своей предшественнице и всячески - физически и морально - истязала мальчонку.

Единственной радостью Сергея был лес, ставший для него домом, другом и уте­шителем его детских обид. Мальчик любил убегать в самую чащу и мечтал, мечтал, мечтал.

В школе Сергей учился довольно плохо и нередко переходил в следующий класс только благодаря хлопотам отца. Учился в гимназиях Бобруйска и Минска, позже в гимназиях Владимира и Покрова, куда семья переехала с началом Первой мировой войны. В новой среде белорусский парень чувствовал себя чужим. Нередкими были драки с одноклассниками. В воспоминаниях об этом периоде своей жизни Пясецкий писал так: «Мне было странно, что ребята в классе отнеслись ко мне очень непри­язненно. Я сразу стал для них белой вороной. Меня уничижительно называли «поля­чок», «полячишка», «лях». А ведь я был полностью русифицирован. О Польше у меня было такое представление, какое тогда бытовало в России: унизительное и пренебре­жительное... Поэтому эти клички меня очень обижали». Спасли Сергея книги, благо у отца была большая библиотека. Читал Александра Дюма, Вальтера Скотта, Виктора Гюго, Генрика Сенкевича.

Школьное образование оборвалось в седьмом классе гимназии. «Комедия моего образования завершилась трагедией... Сразу из школы, в светлом гимназическом пальто и темно-синей шапке, я попал в тюрьму. Я совершил вооруженное нападение на гимназического инспектора. Я был прав, хотя это не оправдывает моей реакции. По прошествии некоторого времени я попытался бежать из тюрьмы. Поступил неве­роятно глупо, но, может, именно поэтому моя попытка побега удалась, и я окунулся в омут авантюрной жизни и революции. В дальнейшем учился по книге жизни, а мо­ими учителями были люди в крайней степени интересные. Некоторые из них даже читать не умели, однако владели сокровенными знаниями определенных сторон жиз­ни. Дипломов я в этой «школе» не получил, но постиг вещи действительно интересные и учился прилежно».

Начало февральской революции 1917 года ознаменовало новый этап жизненного пути писателя, оказавший решающее влияние на его сознание и судьбу. Бежав из тюрьмы, Пясецкий попадает в Москву, беспризорничает и с головой окунается в омут революционных событий. Год, проведенный в России, вероятно, едва ли не самый за­гадочный из всей биографии писателя.

Известно одно: в Минск 1918 года он приезжает сознательным противником боль­шевиков и того нового общественно-политического строя, который устанавливался на его глазах. Пясецкий вплоть до самой смерти оставался сознательным и бескомпро­миссным критиком коммунизма.

Вернувшись на родину, Сергей Пясецкий принимает участие в деятельности анти­большевистской организации «Зеленый дуб», белорусских партизанских отрядов, действовавших совместно с армиями генералов Булак-Булаховича и Юденича. Вме­сте с польскими войсками Пясецкий освобождал от большевиков Минск, был ранен во время уличных боев 9 августа 1919 года. Во время этого минского периода своей жизни писатель был тесно связан также с представителями криминального мира. Все это легло потом в основу его «Воровской трилогии». События, описанные в этих романах, «происходят в период от ранней весны 1918 года по август 1919 года в Мин­ске Литовском, в городе, в котором сконцентрировалась тогда жизнь всей прежней Российской империи и... Европы».

Весной 1920 года Пясецкий поступил на 9-месячные офицерские курсы в Варшаве.

Рижский Мирный договор от 18 марта 1921 года не только разделил Беларусь на Восточную и Западную, но и разлучил сына и отца. Сын, польский офицер-подпору­чик, связал свою жизнь с Польшей. Отец остался в Минске.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих героев
100 великих героев

Книга военного историка и писателя А.В. Шишова посвящена великим героям разных стран и эпох. Хронологические рамки этой популярной энциклопедии — от государств Древнего Востока и античности до начала XX века. (Героям ушедшего столетия можно посвятить отдельный том, и даже не один.) Слово "герой" пришло в наше миропонимание из Древней Греции. Первоначально эллины называли героями легендарных вождей, обитавших на вершине горы Олимп. Позднее этим словом стали называть прославленных в битвах, походах и войнах военачальников и рядовых воинов. Безусловно, всех героев роднит беспримерная доблесть, великая самоотверженность во имя высокой цели, исключительная смелость. Только это позволяет под символом "героизма" поставить воедино Илью Муромца и Александра Македонского, Аттилу и Милоша Обилича, Александра Невского и Жана Ланна, Лакшми-Баи и Христиана Девета, Яна Жижку и Спартака…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное