— Это кто? — спрашиваю Щура.
— Та, в желтом — Маня Дзюньдзя, контрабандистка.
— Знаю ее… А рядом, в розовом?
— Белька… Она тоже по контрабанде. Машинистка она. Баба-гетман!
Белька наверняка услышала, что о ней речь. Повернулась к нам. Щур кивнул. Она ответила, чуть шевельнув поднятой ладонью. Потом отвернулась и, выпячивая большие упругие груди, вздрагивающие при каждом движении и безумно дразнящие хлопцев, принялась рассматривать танцующих.
— О… вот и Сашка! — заметил Щур.
Я увидел, как из двери, за которой недавно скрылся Комета, вышел Сашка. Пошел неспешно, пожимая протянутые ему руки. Подошел к нам.
— Чего не танцуешь?
— Пока неохота.
— А с кем ему танцевать? С тобой, что ли? — буркнул Щур.
— Как это — с кем? — Сашка обвел зал рукой. — Да тут дивчины как цветы! О, панна Бельця скучает. Приглашай танцевать!
Оставил я Щура и пошел танцевать с Белькой.
— Пан не местный? — спросила она.
— Так. К Юзефу Трофиде приехал.
— Он сидит?
— Сидит.
— Жалко.
— Что поделаешь.
Увидел я: Сашка подошел к Алинчукам и вместе с ними направился в комнату, откуда недавно вышел.
— Пани знает Алинчуков? — спрашиваю у Бельки.
— Знаю.
— Хлопцы их не хвалят.
— Мерзавцы потому что!
Обнял ее крепче. Противиться она не стала. Подумал, что нужно сказать ей какой-нибудь комплимент, и говорю:
— У пани такие красивые глаза!
— Правда? — она усмехнулась.
— Правду говорю! — клянусь ей искренне.
Она рассмеялась. Крутанув головой, отбросила за спину волосы.
— У меня все красивое, не только глаза!
— Ого! Пани Бельця такая откровенная и уверенная в себе?
— Так.
— Люблю смелых! Если б никто не видел, поцеловал бы за это пани!
— А после хвастались бы тем по всему местечку?
— Ничего подобного! Даю слово.
— Ну, это мы посмотрим, — сказала загадочно.
Очень она мне понравилась. Танцевал бы с ней долго-долго, но она не захотела.
— Хватит колобродить! Ноги болят. Вчера только с дороги, а назавтра снова.
— Далеко ходите?
— Под Петровщизну.
В самом деле, далеко — три версты от Минска.
Я проводил Бельку к подруге, уступившей ей место на лавке. А веселье вокруг шло полным ходом. Жарко стало в избе. Лица присутствующих залоснились от пота. Некоторые хлопцы уже были в подпитии. Сперва не мог понять, где они так умудрились. Потом заметил: по двое, по трое выходят на подворок, а возвращаются уже навеселе. Начал я высматривать Щура, но нигде не мог найти, пока он сам ко мне не подошел. Подмигнул мне и говорит:
— Выйдем-ка на минутку.
Пошел с ним в соседнюю комнату — прямо в облако табачного дыма. Сперва и вдохнуть не мог: такая духота стояла в комнатке, битком набитой людьми. Когда пришел в себя, увидел длинный стол, а рядом — сидящих и стоящих контрабандистов. С некоторыми был знаком, кое-кого уже видел, но были и те, кого увидел впервые.
Хлопцы пили за здорово живешь. Во главе стола восседал Комета с бутылкою в одной руке и стаканом в другой и возглашал:
— Хромое счастье наше, хлопцы, так подопрем его бутылками!
— Умно! — подтверждал Лорд.
— Кто не курит и не пьет, тот не живет, а гниет!
— Умно! — подтверждал Лорд и добавлял: — А потому еще по одной!
Щур потянул меня к столу, усадил рядом на узкую лаву. Лорд же поставил передо мной полный стакан и приказал:
— Догоняй!
На другом конце стола играли в карты. Сидели там братья Алинчуки, Сашка, Живица, Ванька Большевик и еще несколько незнакомых мне людей. Играли в «очко». На столе лежали стопки банкнот и кучки золотых монет.
Банк держал Сашка. Раскраснелся, но играл спокойно, старательно тасуя и раздавая карты. Лежала перед ним изрядная куча денег. Вдруг к нему обратился Болек Комета.
— Дашь карту за полсотни?
— Дам за пятьдесят, — кивнул ему Сашка.
— Пошло пятьдесят!
Болек взял три карты и проиграл. Заплатил проигрыш.
— Скажу и докажу вам, хлопцы: ни в картах фарта у меня, ни в бабах. Только в водке! Только обернусь, а бутылочки-чарочки подмигивают мне, позвякивают!.. Ну, еще по одной!
— Умно!
Лорд начал насвистывать. Знатно насвистывал, жаль только, редко показывал такое свое мастерство. Перестал и запел пропитым, хриплым, будто простуженным голосом:
Тут незнакомый мне молоденький контрабандист с совсем еще детским лицом принялся подпевать, затянул тоненько:
Болек Комета при слове «кофеей» выразительно скривился и сделал вид, что блюет. Некоторые рассмеялись, Болек же пел дальше:
— Неправда! — заорал Комета. — Скажу и докажу вам, хлопцы: пока стоит граница, нам скорее воды не хватит, чем водки!
— Умно! — ответил кто-то за Лорда, продолжавшего петь:
— А у Фельки одна, зато какая! — выдал, осклабившись, Ванька Большевик с другого конца стола.