Тем временем женщина вошла в кабинет, не дожидаясь приглашения и с надменной грацией, которая показалась Грейс удивительно знакомой. Первым делом она подошла к стене, на которой висели сертификаты и дипломы Грейс.
— Впечатляет. — Она повернулась к Грейс, бросила на нее оценивающий взгляд и, судя по мине на ее лице, сделала нелестные выводы о хозяйке. — Ты недостаточно хороша для него, а? Может, тебе стоит задуматься об этом? И… где ты нашла это ужасное платье?
Грейс помимо воли задели слова незнакомки.
— Что вы имеете в виду?
Но женщина даже не обратила внимания на ее вопрос.
— Скажи, каково находиться рядом с таким мужчиной, как Юлиан, зная, что, будь у него выбор, он никогда бы не остался с тобой? Такой высокий, красивый, сильный и неудержимый — у тебя никогда не было такого мужчины, правда?
Грейс на мгновение лишилась дара речи. Впрочем, это не имело никакого значения, поскольку женщина продолжала тараторить без умолку.
— Его отец был таким же. Представь себе Юлиана с черными волосами, немного ниже и плотнее, и, конечно, не таким утонченным. Зато у него были удивительные руки, которыми он такое вытворял… — Афродита улыбнулась своим воспоминаниям. — Диоклия, правда, немного портили боевые шрамы — у него была страшная отметина, тянувшаяся через все лицо. Никогда не забуду тот день, когда он поднес кинжал к лицу Юлиана и попытался оставить ему такой же шрам. Сперва я хотела заставить его всю жизнь жалеть об этом поступке, но потом сделала иначе. Юлиан обладает физическим совершенством, и я никому не позволю портить красоту, которую подарила ему.
Грейс обдало холодом, когда женщина посмотрела на нее.
— Точно так же я не стану делить своего сына с тобой.
Афродита говорила о Юлиане как о собственности, и это вывело Грейс из себя. Да как она смеет заявлять такие вещи!
— Если Юлиан так много значит для вас, почему вы бросили его?
Гостья обдала Грейс гневным взглядом:
— Ты думаешь, у меня был выбор? Зевс отказался дать ему напиток богов, а смертный не может жить на Олимпе. Я не успела ничего сказать, а Гермес уже вырвал его из моих рук и вернул отцу. Мое горе от его потери не сможет понять ни один смертный. Безутешная, я заперлась ото всех, а когда нашла в себе силы выйти из заточения, по земным меркам минуло уже четырнадцать лет, и я едва узнала ребенка, которого вскормила. Неудивительно, что он возненавидел меня. — Глаза Афродиты увлажнились, она едва сдерживала слезы. — Ты и понятия не имеешь, что это такое — быть матерью, проклятой своим чадом.
Грейс, конечно, сочувствовала ее горю, но боль Юлиана заботила ее куда больше.
— А вы пытались хоть раз сказать ему о своих чувствах?
— Конечно, пыталась. — Афродита вздохнула. — Я послала к нему Эроса с дарами, а он отправил все обратно со словами, которые сын не смеет говорить о матери.
— Ему было плохо.
— Мне тоже. — Афродита затряслась от гнева, и Грейс оставалось только гадать, что богиня может сделать с ней.
Внезапно Афродита закрыла глаза, вздохнула и расслабилась, а когда заговорила снова, голос ее звучал напряженно и резко.
— Я снова отправила Эроса к Юлиану с дарами, но он опять отверг все. В результате я вынуждена была молча смотреть, как мой сын присягает на верность Афине. — Афродита с таким презрением произнесла это имя, что Грейс невольно вздрогнула. — Это с ее именем на устах он завоевывал города. Но разве не я наградила его силой Ареса, трезвостью Аполлона и благословениями Муз? Я даже окунула его в священные воды Стикса[9]
, чтобы оружие смертного не могло; ни ранить его, ни причинить вред, причем чтобы Юлиан не повторил судьбу Ахиллеса, я удостоверилась, не осталось ли каких-либо уязвимых мест. — Афродита покачала головой, словно до сих пор не могла понять, как сын мог так поступить с ней. — Я сделала для этого мальчика все, что было в моих силах, а он ни разу не выказал благодарности ко мне, ни разу не проявил уважения. В конце концов я оставила попытки. Раз он отказался принимать мою любовь, я позаботилась о том, чтобы никто и никогда не полюбил его.Сердце Грейс замерло.
— Боже, что вы наделали!
Афродита усмехнулась:
— Я прокляла его так же, как он проклял меня. Теперь ни одна смертная не полюбит его и будет желать только его тело. Точно так же ни один смертный не сможет находиться рядом с ним, не испытывая зависти.
Грейс не верила своим ушам. Неужели мать может быть такой жестокой?
— Это вы сделали так, чтобы погибла Пенелопа, верно?