Любовник моей матери, или Что я знаю о своем детстве (Карусель памяти)

Рэнди попросил ее заехать за ним, поскольку его собственная машина была в ремонте. Следуя его указаниям, она свернула к домам на Мак-Лин, расположенным в нескольких кварталах от маленького театра. Припарковавшись у дома номер 167, Клэр вышла и осмотрелась. По словам Рэнди, район этот застроили лишь пять лет назад, однако кирпичная кладка придавала домам на редкость стильный и ухоженный вид.

Поднявшись по ступеням, Клэр приготовилась постучать, но Рэнди уже открыл дверь.

– Почти готов, – улыбнулся он. – Заходите.

Она прошла в маленькую гостиную, заполненную антикварной, но оттого не менее удобной мебелью.

– Давненько не видел вас, – сказал Рэнди, награждая ее дружеским поцелуем. – Чудесно выглядите.

– Спасибо, – улыбнулась Клэр. Ее вновь охватило чувство безопасности, которое она ощущала только в его присутствии.

– Я скоро вернусь, – промолвил он, направляясь к лестнице. – Чувствуйте себя как дома.

Клэр присела на мягкий диван и принялась внимательно осматривать комнату. Пол был застелен черно-бежевым ковром восточной расцветки. В углу возле камина стоял массивный стол темного дерева с множеством ящичков и отделений. Все бумаги находились в идеальном порядке. Да и комната в целом, невзирая на броские цвета, наводила на мысль об упорядоченности и организованности.

Картины на стенах погружали зрителя в причудливый мир лесов и извилистых рек. Взглянув на каминную полку, Клэр заметила несколько фотографий в рамках и подошла поближе, чтобы как следует рассмотреть их. На двух снимках был изображен один и тот же мальчик – без сомнения, Кэри. На первой фотографии ему было не больше шести-семи, а на второй – уже лет девять-десять. Третьей оказалась фотография из комнаты Марго. Взглянув на темноволосого подростка, стоявшего чуть в стороне от остальных, Клэр ощутила непривычную нежность.

По пути в клуб они говорили о танцах. Ему всегда нравилось танцевать, признался Рэнди. Наверняка это было одним из проявлений его актерской натуры. А вот Лу-Энн предпочитала танцам другие виды отдыха.

Танцплощадка оказалась большой и малолюдной. Диджей поставил своеобразный микс из музыки Глена Миллера, Эрика Клэптона, Билли Рэя Сайруса, а еще очень громких и незнакомых мелодий в стиле диско. Рэнди обучил Клэр техасскому тустепу и паре других танцев, которые обрели популярность уже после того, как она бросила танцевать.

Рэнди, привычный к сцене, двигался легко и свободно. И Клэр после пары минут замешательства ощутила ту же свободу и непринужденность.

С приближением вечера музыка становилась все медленнее. Люди в парах стали обращать меньше внимания на движения и больше – друг на друга. Рэнди уверенно кружил Клэр по залу, однако в его прикосновении не было ничего настойчивого или провокационного. Он не пытался поглаживать ее пальцы и не скользил рукой по ее спине, как это делали другие партнеры. Клэр уже забыла, когда в последний раз кружилась вот так с мужчиной. Она чувствовала, что могла бы танцевать вечно, но Рэнди заговорил, и это разрушило очарование.

– Давайте проверим, есть ли у диджея «Позволь называть тебя милой».

Клэр трудно было понять, шутит он или всерьез.

– Нет уж, спасибо, – сказала она. – К тому же я уверена, что нет.

– Я серьезно, – настаивал Рэнди. – Что, если…

– Даже не думайте, – решительно покачала она головой.

– Было бы здорово, окажись у него эта песня. Вы могли бы последовать за своими чувствами, Клэр. Посмотреть, куда они вас приведут. Вы слишком быстро сбежали от них в магазине.

– Я едва не упала в обморок.

– Если с вами вдруг случится обморок, я вас поддержу.

Глаза обожгли слезы.

– Вы даже не представляете, какое это ужасное чувство, – сказала она.

– Ладно, – со вздохом промолвил Рэнди. – Вы выиграли.

Клэр была почти разочарована его уступчивостью. Ей хотелось понять источник своего дискомфорта, но она не готова была к тому, чтобы встречать понукания Рэнди без ответного сопротивления.

– Неважно, есть у диджея ваша любимая песенка или нет, но музыку он сегодня подобрал замечательно.

– Это верно, – согласилась Клэр. – Вышло всего понемножку, – ей вспомнился Шопен, которого она слушала после смерти Марго. – Вот только классического ничего не было.

– Ну и прекрасно. Терпеть не могу классику.

Она в удивлении вскинула голову.

– Надо же, какая ирония. Брат и сестра – классические пианисты, а вы ненавидите классику.

– Порой мне казалось, если я услышу Шопена еще разок, то просто взорвусь, – простонал он. – Чарльз и Марго могли слушать это все до тошноты. Если же я начинал жаловаться, они смотрели друг на друга так, будто не могли поверить, что я и правда их брат. «Разве ты не чувствуешь, как это прекрасно?» – спрашивали они меня и включали музыку погромче, как будто я упускал что-то важное только потому, что не мог как следует расслышать мелодию.

Клэр в очередной раз вспомнился ее разговор с Марго.

– Так, может, она говорила о вас?

– О чем это вы? – спросил Рэнди.

– Марго сказала: «Он был не способен услышать музыку». Может, она имела в виду вас?

Рэнди пропустил свой шаг, едва не наступив на ногу Клэр.

– Может быть, – сказал он.