– Дэвид в полном порядке, – отрезала Джилл и перевела разговор на Саскию, Джайлза и опасности, связанные с автофургоном своей дочери. – Ты когда-нибудь мне завидовала? – вдруг спросила она. – Я имею в виду мужа, детей, все прочее.
Но в этот момент в кухню вошел Дэвид и принялся откупоривать бутылку вина – еще один незыблемый элемент воскресного ритуала. Разговор перешел на более общие темы.
Глава 28
Если Джилл стала немного отстраненной и сдержанной, то Верити – наоборот. На следующий день после нашего возвращения, когда я, снова одна, еще пила чай в постели и без помех обдумывала все, что произошло за последние семьдесят два часа, она уже колотила, трезвонила в мою дверь и бросала камешки в окна с настойчивостью, игнорировать которую абсолютно не было возможности. Я нехотя взяла чайный поднос и потопала вниз, чтобы впустить раннюю посетительницу. Моя преданность женской дружбе, воплощенной Тинторетто в образах Елизаветы и Марии, начала несколько ослабевать, сейчас я предпочла бы даже мертвые кости на каком-нибудь натюрморте.
– Ну? – драматически воскликнула Верити, задом захлопнув за собой дверь. – Ну?!
Я направилась в кухню, держа перед собой поднос, как ритуальный кубок.
– Ну? Ну же! – торопила она меня, пританцовывая сзади.
Оглянувшись через плечо, я продекламировала в ритме детской считалочки:
– Оттраханная всласть, она, как кошка, млеет у окна…
– О-о! О-о-о! – задохнулась Верити. – Значит, тебе было хорошо?
Елизавета с Марией стали подумывать о возобновлении договора о дружбе.
– Превосходно, – заверила я.
– Стало быть, это и есть великая любовь твоей жизни?
– Ну, разве что заря любви. – Я пожала плечами.
– Но вы же собираетесь встречаться и дальше?
– Несомненно. – Она вздохнула и плюхнулась на стул. С облегчением, надо полагать. – На следующей неделе.
Верити немного разочарованно цокнула языком.
– Довольно долгий срок, – сказала она, скорее самой себе. – Когда мы встречались с Марком, мы минуты не могли прожить друг без друга – постоянно висели на телефоне, обменивались записками по электронной почте, бегали друг к другу и трахались, как кролики…
– Да, это известно, – подтвердила я, чуть было не добавив: «И посмотри, чем кончилось».
Прижав руку к груди, она заверила:
– Я, конечно, не хочу знать всех подробностей… – Хотя явно хотела. Поэтому, пока варила кофе, я рассказала ей все.
– Ну, и что вы решили? – спросила она, отхлебывая.
– Не иметь других партнеров.
Молчание.
– И?
– Больше ничего. Это все. Тогда не нужно будет беспокоиться о презервативах.
– И это все, что ты можешь сказать? А как насчет будущего?
– Ох, Верити! Будущее само о себе позаботится.
Подругу это не удовлетворило. И совершенно не понравилось. Я решила ее развеселить:
– Слушай, давай я расскажу тебе о том безумном отеле, в котором мы останавливались. Это что-то запредельное!
С запавшими от страданий глазами она мало напоминала женщину, которую интересует запредельное, но я проявила настойчивость.
Верити посмотрела на часы, было почти одиннадцать.
– Как ты думаешь, я уже могу позволить себе стаканчик бренди? – перебила она. – Что-то мне нехорошо.
Я налила ей бренди и даже выпила вместе с ней, хотя для столь раннего часа это был ощутимый удар по организму. Когда она ушла, на прощание одарив меня взглядом, исполненным того великодушия, которое рождает лишь истинный, а потому не часто посещающий нас альтруизм, я отправилась в ванную.
Верити снова сидела у Маргарет на кухне и размышляла над тем, где она допустила ошибку. Вот подруга продемонстрировала ей яркий пример того, как правильно строить отношения с самого начала. А сама она бесславно провалилась. Марк ведь, в сущности, не был дурным человеком. Ну, флиртовал с другими женщинами, ну, иногда забывал ей позвонить и не появлялся дольше, чем следовало, когда был ей нужен, по, в конце концов, это была целиком ее вина. Целиком и полностью ее вина. Теперь ей это стало ясно. А Маргарет так спокойна, так уверена в себе. Верити стало стыдно – вот так бы и размозжила сама себе голову кирпичом. Маргарет, поняв, что подруга нуждается в поддержке, начала ее утешать.
Мастерская изменилась. С моего прошлого посещения прошло всего две недели, а порядка стало гораздо больше. Наконец-то образцы рам представлены должным образом: аккуратно развешены на стене за прилавком, над каждым – ценник. Сам прилавок расширен минимум на фут с каждого края – я давно хотела это сделать, но так и не собралась – теперь на нем можно развернуть полноформатный постер так, чтобы края не свешивались. Это более профессионально. Открытый стеллаж за прилавком, где мы с Джоан, бывало, кофейничали, рассевшись, как две курицы-несушки, наконец закончен. Я начала его строить еще года три назад – в приливе желания модернизировать все вокруг. Перемены меня и радовали, и немного уязвляли. Единственный доступный взору глаз Джоан светился гордостью.
– Ты здесь хорошо потрудилась, – похвалила я.