Любовник тетушки Маргарет

Когда Маргарет позвонила ей через день или два после отъезда, Джилл на все ее «Ну, что ты думаешь?» и «Спасибо за гостеприимство» отвечала, как могла, приветливо, но постаралась под благовидным предлогом поскорее повесить трубку. Подспудно она испытывала гнетущее ощущение, что мир вокруг нее никогда уже не будет таким, как прежде. Все изменилось – и Маргарет, и Дэвид, и семейный очаг, и – вот это уж точно – ее долгий роман с овощеводством. Она велела Сидни в преддверии огородной страды нанять дополнительную рабочую силу, а сама обосновалась в доме: бесцельно слонялась по комнатам, читала журналы и принимала бесконечные ароматизированные ванны, что бы убить время. Этим непривычным для нее занятиям Джилл предавалась несколько дней – хотя ей казалось, что гораздо дольше, – когда однажды днем Дэвид неожиданно вернулся с работы со страшной зубной болью, драматически грозившей разрешиться абсцессом. Он просунул голову с отечным, искаженным страданием лицом в дверь ванной комнаты, и его опухшие глаза исполнились нескрываемо го изумления при виде жены, которая под любовные песни Кола Портера[57] по самую шею утопала в пене, источавшей аромат лавандового масла.

Пристыженная тем, что истерзанный болью муж застал ее средь бела дня за подобным занятием, Джилл в душе ему же не могла этого простить. Выбираясь из своего изысканного пенного кокона, чтобы принести ему гвоздичное масло и аспирин, она почувствовала, что ниточка ее привязанности к нему безвозвратно оборвалась.

– Что ты там делаешь, черт возьми? – брюзжал Дэвид, нетерпеливо топчась у нее за спиной, пока она искала нужные снадобья.

– Катаюсь на велосипеде, разве сам не видишь? – огрызнулась она и от раздражения вылила на ватный тампон гораздо больше масла, чем требовалось, отчего мышцы рта у него потеряли чувствительность на несколько часов. – Некоторым мужчинам, – съязвила Джилл, одевшись и приготовив чай, который он не мог пить, потому что тот пах гвоздикой, – показалось бы очень волнующим неожиданно прийти домой в четыре часа дня и застать жену обнаженной.

– А некоторым, – прошамкал он одеревеневшими губами, – подозрительным.

Джилл оживилась:

– Вот как? Ты тоже нашел это подозрительным?

– Я – нет, – заверил он, отважно пытаясь улыбнуться, превозмогая боль.

Позднее, когда аспирин и антибиотики, которые Дэвид купил по дороге, начали действовать, Джилл принесла ему приличную порцию виски. Он отказался, сославшись на то, что алкоголь и лекарства несовместимы, поэтому она выпила виски сама.

– Вообще-то, знаешь, в деревне некоторые женщины порой заводят романы. Они скучают и поэтому… поглядывают по сторонам.

– Некоторые – да, – согласился он, не поднимая головы от кроссворда и поглаживая ладонью больную щеку, – только не ты.

– Почему это – не я? – Джилл добавила себе виски.

– Потому что ты не скучаешь. Совсем наоборот, слава Богу.

– Откуда ты знаешь?

– Ты же сама всегда говоришь, что по горло занята – просто с ног валишься от бесконечных дел. – Он заполнил несколько клеточек.

Джилл хотелось вылить виски ему на газету, но вместо этого она опять выпила.

– Быть занятой не значит не скучать.

– Геллеспонт! – крикнул он, победно отшвыривая газету. – Зубы зубами, а кроссворд я решил полностью! – И улыбнулся, но из-за перекошенности лица улыбка получилась жутковатая.

– Не будь таким самонадеянным, – презрительно посоветовала Джилл. – Для меня не все еще потеряно. Посмотри на Маргарет…

Он похлопал по дивану, приглашая жену сесть рядом, и протянул руку. Знакомый жест, от которого у нее одно временно сладко сжалось сердце и захотелось чем-нибудь в него запустить.

– Или сюда, сядь.

– Теперь, когда ты покончил с кроссвордом, – сядь?

– Именно.

Она села. Может, прикосновение мужа утешит ее? Оп попытался забрать у нее стакан, но она держалась за него, как ребенок за конфету.

– Ни для кого в этом доме ничто еще не потеряно, ласково сказал Дэвид. – И несмотря на зубную боль, я заметил, как ты выглядела, когда вылезала из ванны. Совсем неплохо.

У Джилл появилось пакостное ощущение, что с ней разговаривают, как с морковкой. Точно также, когда она, проверяя спелость, выдергивала из земли морковный хвостик: «Совсем неплохо». Да, она чувствовала себя так, будто ее разглядывают, бестрепетной рукой ухватив за юную зеленую ботву.

– Мне показалось, тетушка Маргарет прекрасно выглядит, – сказала она, пальцем чертя круги на колене. – Ты не находишь?

Он притянул Джилл к себе, обнял за плечи, так что ее голова легла ему на грудь, и произнес:

– Влюбленную женщину узнаёшь безошибочно. Она так осветится. Словно скинула десяток лет. Ты заметила, как она демонстрировала ноги?

Джилл дернулась как ужаленная, головой ударив Дэвида прямо в распухшую щеку.

– Мать твою, черт, черт!!! – завопил он, отодвигаясь и нежно прикрывая щеку ладонью. Потом, постанывая, начал раскачиваться взад-вперед.

– О Господи! Прости! – запричитала Джилл, в глубине души, однако, испытывая мстительное удовлетворение.

Он встал и допил виски из ее стакана.