Любовники

И прислуга, и гости дома любили Аннушку. Доброе сердце девушки было полно таким ясным светом, что, едва взглянув ей в глаза, услышав ее голос, увидев приветливую улыбку, любой забывал и о хромоте, и о побитом огнем лице.

Потом родился Костя, и добрая девочка стала ему преданной няней. И тут уже мать не возражала, поскольку нежеланный и нелюбимый ею ребенок все же нуждался в чьей-то заботе.

Старшего сына, который был почти ровесником Аннушки, мать настроила против нее своим отношением, и тот игнорировал «калеку» — так он ее и называл. Правда, только в отсутствие отца: когда тот однажды услышал слово «калека», произнесенное старшим сыном, он выговорил ему и его матери в такой форме и таким тоном, что повторять не пришлось.

С тех пор Аннушка стала единственным человеком в доме, на кого мать Кости никогда не повышала голоса. А если Аннушке доводилось допустить какую-то оплошность, мать распекала первого попавшегося ей под руку. Но за это прислуга любила Аннушку не меньше — все всё понимали и мирились со скверным характером хозяйки. А кто не мирился — уходил сразу.

* * *

Как-то днем, после обеда, уложив Костю в постель, задернув тяжелые шторы, чтобы солнечный свет не мешал ребенку уснуть, Аннушка принялась читать ему его любимую книжку.

Костя мог слушать ее без конца, раз за разом. Это была история о маленьком мальчике Реми, лишившемся семьи, доброй своей матушки, который странствовал по свету с синьором Виталисом и его забавными и умными животными. Каждый раз, словно в первый, Костя переживал и горе и радость, выпавшие на долю мальчика и его спутников. Каждый раз он был рядом с ними, слышал их голоса, дыхание, смех, видел их слезы и утирал свои. Вот и сейчас он шел по глубокому снегу, в полночной тьме, сквозь нестихающий ветер, мимо темных окон, за которыми спали изнуренные тяжелой жизнью жители парижского пригорода, спали в своих хоть и не роскошных, но все же теплых постелях. А рядом умирал больной старик и замерзал маленький мальчик… И вдруг издалека, сквозь пургу, до них донесся звук человеческого голоса… Какая-то женщина пронзительно кричала:

— Твои любовницы!.. тебе с твоими любовницами!..

Костя открыл глаза и замотал головой, чтобы вытряхнуть этот посторонний шум из своей головы и из этой светлой, хоть порой и очень печальной истории.

— А что такое «любовница»? — спросил он Аннушку, поняв, что крики раздавались вовсе не из истории о мальчике Реми, а из соседней комнаты.

— Любовница?.. — Няня на миг задумалась и ответила: — Это такая большая птица.

— Морская?.. Как альбатрос?

— Бывает морская, а бывает не морская.

— А она страшная? — не унимался Костя.

— Нет, не очень.

— А что она делает?

— Она… — снова задумалась Аннушка, — она разоряет сады…

Костя испугался:

— А в дом она может залететь?

— Нет, в дом она не осмелится, — успокоила няня.

— А что, папа ее боится?

— Нет, думаю, папа ее не боится. Ну, если только совсем немножко.

— Ну да, — спохватился Костя, — у папы ведь есть кортик… и еще наган… А мама боится?

— Мама боится… она ведь женщина.

— Надо сказать, чтобы папа оставлял маме кортик, когда уходит.

— Не надо ничего папе говорить, — очень спокойно, но внятно произнесла Аннушка, — а то он рассердится. Очень рассердится. И кортик папа не может дома оставить, его тогда на службу не пустят. — Няня погладила мальчика по голове. — Спи, мой хороший. Открою тебе секрет: сегодня у нас на полдник… — Она заговорщицки перешла на шепот. — Ну?..

— Оладушки? — обрадовался Костя.

— Оладушки. Спи.

— А это такие же оладушки, какие пекла матушка Барберен, когда у нее еще была корова Рыжуха?

— Точно, точно такие же, — улыбнулась няня.

Она поправила одеяло, еще раз провела рукой по волосам мальчика и вышла из комнаты, плотно притворив дверь.

* * *

И вправду, на полдник были оладушки — пышные, пузырчатые, масленые — такие, как любили Костя и Реми. И еще был ярко-красный вишневый кисель.

Костя сидел на веранде и смотрел на море, на кружащихся над ним птиц. О чем он думал? Никто бы не догадался.

Аннушка с любовью смотрела на своего подопечного.

Из дома донесся крик матери — она отчитывала прислугу за плохо отглаженные чехлы стульев и скатерти. Костя вздрогнул, и Аннушка заметила это. Еще она заметила, как мальчик съежился.

— Ой! — воскликнула она, чтобы переключить его внимание с этого противного крика. — А что это ты, Котенька, кортик сегодня надел?

— Да так… — Стараясь скрыть смущение, он с достоинством поправил черно-серебряные ножны на кожаном ремешке.

После полдника, поблагодарив Аннушку, Костя отправился гулять по саду. Он вынул свой кортик и прохаживался по дорожкам, не углубляясь в сад.

На следующий день и потом он осмелел и стал заглядывать под развесистые деревья и кусты и даже захаживать за дом. А после и кортик перестал доставать из ножен.

Мать