Любовники

Чуть раньше она пыталась сосредоточить свое внимание только на том, что было непосредственно перед ее глазами: на вымершей белой земле, на лужах странной кипящей серой грязи, на плавающих испарениях. Да, на всем, кроме их улыбок, в которых было что-то неведомое ей, и оказалось так трудно понять, чем довелось так сильно рассмешить их, что заставило ее выглядеть столь нелепо в их глазах.

И тут Джасинта вновь услышала, как они смеются, до нее донесся его смех, искренний и радостный, превращающий все присущее человеческому роду в какой-то нелепый фарс и мошенничество, обман и подделку… А потом стал слышен смех Шерри, напоминающий нежную мелодичную музыку. На секунду Джасинта приостановилась, намереваясь обернуться назад, но почувствовала, что не смогла бы посмотреть им в лица. Казалось, их смех превратился в некий гигантский оркестр, заполняющий все вокруг своим мощным непрекращающимся звуком, и она вновь устремилась вперед, спотыкаясь и жалобно всхлипывая. Джасинта бежала так долго и быстро, что уже начала задыхаться и все ее члены заломило от боли и жжения, как бывает, когда пробираешься сквозь крапиву. Кровь приливала к горлу и ушам, и звон в них становился все сильнее и сильнее, до тех пор пока не потонул во всесокрушающем громе их неистового, необузданного хохота.

Наконец ее силы иссякли, и она, спотыкаясь, побрела к экипажу. Добравшись до него, прислонилась к одному из желтых колес и попыталась собраться с духом. Грудь ее вздымалась, никак не удавалось наладить дыхание после такой непрерывной гонки. Казалось, кровь пульсирует в венах рук и ног и сейчас вырвется наружу. Боль и усталость сделали свое дело — да, сделали то, чего ей так страстно хотелось: удалось позабыть о нем и Шерри и какое-то время не слышать их гомерического хохота.

Кучер восседал на облучке. Он несколько раз посмотрел на нее, потом отвернулся и снова принялся ждать.

Через несколько минут Джасинта начала искоса поглядывать по сторонам, выискивая их глазами. Сначала посмотрела в сторону леса — на опушке их больше не было. Тогда направила взгляд в сторону откоса, туда, где начинался бесконечный каскад спускающихся террас. Однако нигде не было видно ничего, кроме пустынной белой земли, ярко-голубого неба и темнозеленых гор в отдалении.

«Какой же я оказалась дурой!

Убежала, как самая последняя трусиха.

Как, должно быть, они сейчас презирают меня!

И где же они теперь? Наверняка где-то вместе. А я совершила то, чего больше всего стремилась избежать».

Тут до нее донесся пронзительный свист, который, казалось, прилетел откуда-то издалека и все же прозвучал настолько явственно и громко, что у нее заложило уши и пришлось закрыть их ладонями. В следующий миг раздался оглушительный цокот копыт, далеко на горизонте появился его черный жеребец. И она увидела их, медленно идущих по гребню террасы. На таком расстоянии фигуры казались крошечными. Она увидела, как он легко поднял Шерри и посадил на коня, затем ловко запрыгнул на него позади нее, и огромное животное бешеным галопом поскакало по террасе, вскоре скрывшись из виду.

Джасинта была слишком поглощена этим зрелищем и не сразу поняла, что плачет, когда увидела, как слезы падают в дорожную пыль. Рукой в лайковой перчатке она быстро вытерла лицо и только тогда осознала, что это плачет она сама. Грустно вздохнув, волоча за собой запыленный подол платья, она взобралась в экипаж.

— Отвези меня домой, — приказала Джасинта кучеру, и тот немедленно взмахнул кнутом. Лошади устремились вперед, как преследуемые зайцы, и маленький экипаж, подскакивая и раскачиваясь из стороны в сторону на неровной дороге, быстро покатил, увозя Джасинту с собой.

Чтобы избавиться от неприятных мыслей, она некоторое время разглядывала пролетающий мимо пейзаж. Потом открыла сумочку, извлекла из нее зеркальце и, внимательно посмотрев на свое отражение, мрачно покачала головой. Ее лицо, покрасневшее от солнца, было покрыто белой пылью. Волосы спутались, превратившись в какие-то неопрятные лохмы, напоминающие старые веревки. Тело, затянутое, словно кокон, в жесткий корсет и множество нижних юбок, взмокло от пота и неприятно прилипало к одежде. От нее даже пахло потом. Джасинте безумно хотелось зарыдать от досады и гнева на то, что она находится и внешне и внутренне в полнейшем беспорядке, что совершенно противопоказано светской даме. К тому же подул резкий ветер, который очень мешал ей заняться собой.

Тем не менее спустя несколько минут ей удалось кое-как привести себя в порядок. Экипаж упорно несся вперед, и, когда очередной порыв ветра снова испортил ее прическу — а она всякий раз поправляла волосы, поглядывая на свое отражение в зеркальце, — Джасинта в раздражении бросила зеркало в сумочку и без сил откинулась на спинку сиденья.