Любовники

— Зак, милый, — ответила она, изо всех сил пытаясь говорить разумно. Правда, этих сил было немного. Тело блаженно ныло; она лежала в объятиях Зака, расслабившаяся, благодарная и покорная. — Я только начала работу в «ФРБ»… прошло всего три дня. Как же я могу взять отгул? Единственное время, которое у меня есть, — это с вечера пятницы до вечера воскресенья.

Зак неожиданно прилетел в Лос-Анджелес на следующий день после ее обеда у Билли, и вернувшаяся с работы Джиджи застала его дома. Проблемы с финансированием возникли уже на подготовигельном этапе к съемкам, и Заку пришлось вылететь в Лос-Анджелес для переговоров с владельцами студии. Ему предстоял тяжелый день, после которого он собирался снова улететь в Монтану, решив все денежные вопросы.

— Джиджи, речь идет не об уик-энде. Я просто не могу жить с тобой врозь, — сказал он. — Стоило мне тебя увидеть, как я всеми печенками почувствовал, что ты должна бросить эту свою новую работу, выйти за меня замуж и быть со мной. Милая, мы совершаем преступление, понапрасну тратя время, которое должны провести друг с другом, и теряя то, что невозможно заменить ничем другим.

Воспользовавшись тем, что Джиджи лежит неподвижно, он приподнялся и внимательно вгляделся в ее лицо. Джиджи снизу вверх смотрела на его сильную шею, величественную голову, продолговатый нос с горбинкой, такой же решительный рот и ощущала холодок в животе.

— Зак, мы уже говорили об этом, — ответила она. — Разве с тех пор что-нибудь изменилось?

— Понимаешь, улетая в Монтану, я был так поглощен этой новой картиной, что совершенно забыл о времени. Я не подумал о том, что нам придется прожить врозь несколько месяцев. Но сейчас… Черт побери, я не могу без тебя. Это убивает все удовольствие от картины.

— Ты должен был подумать об этом заранее. Бог свидетель, мы говорили об этом несколько часов. — Стараясь не давать воли досаде, Джиджи отодвинулась от него и укрылась простыней.

— Я помню, милая. Да, это моя вина. Полностью моя. — Он так каялся, что Джиджи почувствовала еще большую досаду. Сначала настаивает на своем, а потом признает, что был не прав. Это нечестно…

— Две последние картины ты снял в Нью-Йорке и Техасе, — ровно ответила она. — Я не могла полететь с тобой. Когда было возможно, мы встречались в уик-энды. Но толку было мало, потому что почти все это время ты тоже работал. Потом у тебя была возможность снять три фильма здесь, в Голливуде, но ты предпочел Монтану.

— Какого черта ты не настояла, чтобы я отказался?

— О господи, Зак! Выходит, я виновата в том, что ты увлекся и решил сделать то, чего тебе до смерти хотелось? — Джиджи отстранилась от него еще дальше и приподнялась на локте.

— Ты имеешь право злиться. Я и сам злюсь на себя. Чертовски злюсь, милая. Но все, уладится, если мы поженимся. Разве это не ясно?

— Мне ясно только одно: в этом случае все выгоды будут на твоей стороне. Ты будешь заниматься делом, а я буду неподалеку ждать, когда ты выкроишь для меня свободную минутку…

— Ангел мой, не говори глупостей. Там для тебя начнется новая жизнь. Монтана — самое красивое место на свете. Ты сможешь ездить на экскурсии, заведешь подруг… Жена продюсера — очень милая женщина. Ты сможешь приходить на съемки. Может быть, мне удастся пристроить тебя в костюмерную, хотя ты и не член союза. Так что скучно тебе не будет…

— Заткнись, Зак Невски! — Джиджи села так порывисто, что чуть не стукнула его головой в подбородок. — Что ты несешь? Ездить на экскурсии! Я что, старшеклассница? Кажется, ты совершенно забыл, что у меня есть работа.

— Ах да, рекламное агентство… — Зак сел на край кровати и с нескрываемым презрением сказал: — Тоже мне работа… Ты не хуже меня знаешь, что все это легальная форма мошенничества. Никто не нуждается в большей части воспеваемого рекламой барахла. Люди могут пользоваться автомобилями по пять лет и больше, пить хорошее виски вместо «Катти Сарк», покупать обычную туалетную бумагу в супермаркетах, есть дешевые продукты из кулинарии — все они одинаковая дрянь…

— Ты говоришь, как двенадцатилетний вундеркинд, только что открывший для себя марксизм, — решительно сказала Джиджи. Спорить не хотелось, но она не могла позволить Заку одержать верх.

— Ты проработала в агентстве всего три дня, а уже защищаешь их. — Упрямое выражение лица Джиджи заставило Зака улыбнуться. — Этот тип Арчи запудрил тебе мозги, сказав, что реклама — форма искусства. Лучше бы ты сводила его на хороший фильм. — Зак насмехался над ней с олимпийских высот, уверенный в том, что единственными формами искусства двадцатого века являются кино и театр. — Процитировала бы ему Джорджа Оруэлла: «Реклама — это бренчание палки в пустом ведре».

— Послушай, Зак, сейчас не время для споров о формах искусства, — закусила удила Джиджи. У нее не было ни секунды, чтобы рассказать о своей новой работе: едва они увидели друг друга, как тут же легли в постель. — Посмотри на часы. Через несколько минут к нам в дверь позвонят пять человек, а открыть будет некому. Искусство вечно, а жизнь коротка, так что поскорее надевай штаны, милый.