— Иными словами, смогу сидеть у твоих ног? — спросила Джиджи. Она говорила негромко, однако никто не дерзнул бы назвать ее тон спокойным.
— Ну… вообще-то… большую часть времени тебе придется быть за ограждением, но я попытаюсь дать тебе доступ всюду…
— Сядь.
— Не могу. Я слишком взволнован, — возразил Зак, расхаживая по кухне, как полководец, принц, хозяин, босс. Он был настолько упоен своим величием, что не заметил необычно бесстрастного тона Джиджи.
Джиджи разжала руки, и тарелки с грохотом полетели на выложенный плиткой пол.
— Сядь, я говорю!
— Господи, что ты наделала! Дай помогу…
— Сядь сейчас же, Зак Невски, и оставь в покое эти траханые спагетти, траханый соус и траханые тарелки!
— Джиджи, бедняжка, ты переутомилась, — с насмешливой снисходительностью ответил он. — Пойдем, милая, я отнесу тебя в постель. Тебе давно пора лечь.
Зак легко поднял ее, не обращая внимания на пинки, тычки и попытки вырваться, яростные, но тщетные. Он отнес ее в спальню и положил на кровать. Джиджи отчаянно извивалась в его могучих руках. Зак целовал ее в губы, не давая произнести ни слова. Джиджи пробовала отворачиваться, но все было бесполезно. Кончилось тем, что Зак быстро и умело стащил с нее джинсы и трусики. Одна сильная рука прижимала ее к кровати, вторая стиснула грудь и начала ласкать ее. Хотя Джиджи отстранялась изо всех сил, Зак быстро возбудился и его уже невозможно было остановить. Постанывая от желания, он всей тяжестью навалился на отбивавшуюся Джиджи. Горячий мужской член прижался к ее бедру. Зак отпустил ее сосок, сделал короткое движение и расстегнул «молнию». Когда он вошел в нее, Джиджи попыталась крикнуть, но язык Зака тут же проник в ее рот.
И тут она изо всех сил укусила его.
— Ой! Больно же! — вскрикнул удивленный и разгневанный Зак. Он слегка отодвинулся, но продолжал прижимать Джиджи к кровати. В уголке его рта показалась капелька крови.
— Слезь с меня! — завопила Джиджи.
— Почему ты меня укусила? — сердито воскликнул Зак.
— Потому что ты насилуешь меня, вшивый ублюдок! — тяжело дыша, ответила она.
— Насилую?! Не морочь мне голову, ты хотела этого не меньше, чем я! Тебя нужно было как следует трахнуть, чтобы привести в чувство. Думаешь, я не понимаю, почему ты весь вечер крутила носом? Мне нужно бьшо говорить с людьми, а ты только и делала, что ворчала! — Он встал с кровати и злобно уставился на Джиджи.
— О господи, оказывается, ты меня совершенно не знаешь, — растерянно сказала Джиджи. В ее мозгу что-то щелкнуло, и перед внутренним, взором появился итог долгих подсознательных вычислений. Итог, в котором удивления бьшо меньше, чем горя, боли и гнева. — Ты видишь только самого себя, большого и яркого, как солнце. Все остальное является производным от Зака Невски — и мои интересы, и мои чувства. А я способна только на одно: отражать твой свет.
— Неправда! Мы любим друг друга, вот что самое главное!
— Это бьшо самым главным, — еле слышно ответила Джиджи. Однако в ее голосе слышался отголосок грома, а под прикрытыми веками сверкали молнии. — Я пыталась сделать это самым главным и какое-то время справлялась… но теперь это невозможно. Неужели ты не понимаешь, что моя жизнь не может быть отражением твоей? Я не позволю этому случиться. Чем дольше мы живем вместе, тем хуже становится. Я наконец поняла, что так дальше нельзя.
— Ради бога, Джиджи, не драматизируй. — Зак не на шутку испугался. — Ты делаешь из мухи слона. Подумаешь, один неудачный вечер… Ладно, чего ты хочешь? Только скажи… Я перестану просить тебя уйти с этой проклятой работы… Я буду уважать твои запросы… Буду чутким, внимательным
— Я не верю тебе. Не верю ни на грош. — Джиджи встала с кровати и пошла к шкафу. — Я хочу, чтобы ты ушел отсюда и больше никогда не возвращался, — твердо сказала она и протянула Заку его свитер и куртку. — Ключи можешь не брать, потому что я сменю замки. — Она вышла из спальни, прошла через гостиную и остановилась на лестничной площадке, ожидая его ухода.
— Джиджи, не будь дурой. Наш разговор еще не кончен! — крикнул Зак.
Джиджи повернулась и смерила его взглядом, жестким, как чугунная решетка.
— Ты здесь больше не живешь, — резко сказала она.
— Опомнись… Разве можно быть такой дурой? — Он все еще никак не мог поверить. — Только потому, что тебе пришлось приготовить этот дурацкий обед…
— Уходи. Уходи, пока не стало еще хуже.
— Хуже некуда, — не скрывая отчаяния, ответил Зак.
— Тогда иди. Иди!
Когда за Заком закрылась дверь, из глаз Джиджи хлынули горючие слезы. Но она не жалела о решении, которое Зак заставил ее принять.
Время от времени Джошу Хиллману приходилось летать по делам службы в Нью-Йорк. Бывая на Манхэттене, он неизменно приглашал на ленч своих заочных коллег, пытаясь возместить этим месяцы телефонных разговоров и письменного общения.