Любовники. Плоть

Субреалистическая, реалистическая, псевдореалистическая, сюрреалистическая, реалистическая, ретрореалистическая.

Не время для теологии, подумал он. Не желаю снова превращать мозг в воронку, как бывало много раз в течение бесчисленных бессонных ночей из-за неразрешимого и безответного. Предтеча знал, я же наверняка знать не могу.

Он знал лишь одно: что не попадал в фазу с мировой линией, и сейчас – нет, и, возможно, никогда не попадет. Каждый момент бодрствования он балансирует на грани нереальности. И это нехорошо – он достанется Уклонисту, падет в руки Зла, погибшего брата Предтечи…

Хэл Ярроу проснулся внезапно, от прозвучавшего в пуке зова утренней трубы. В первый миг он ничего не понял, мир сна густо смешался с миром бодрствования.

Потом он скатился с кровати и встал, глядя на Мэри. Она, как всегда, проспала первый сигнал, хотя и очень громкий, потому что он звучал не для нее. Через пятнадцать минут раздастся второй взрыв трубного сигнала на тридэ – для женщин. К тому времени он непременно должен быть умытым, выбритым, одетым и находиться в пути. У Мэри будет пятнадцать минут, чтобы приготовиться к выходу. Через десять минут вернется с ночной работы семья Олафа Маркони – спать и жить в этом узком мирке, пока не вернутся с работы Ярроу.

Хэл действовал даже быстрее обычного, потому что все еще был в уличной одежде. Он облегчился, умыл лицо и руки, намазал щетину кремом, стер выпавшие волосы (когда-нибудь, если он достигнет ранга иерарха, отпустит пышную бороду, как у Сигмена), причесался и вышел из неназываемой.

Уложив в портфель полученные накануне письма, он двинулся к двери. Потом, ведомый неожиданным и неанализируемым чувством, он повернулся, подошел к кровати и наклонился поцеловать Мэри. Она не проснулась, и ему стало жаль – на секунду: она ведь не знала, что он сейчас сделал. Это не было долгом, не было требованием. Порыв, пришедший откуда-то из темных глубин, где тоже, наверное, есть свет. Зачем он это сделал? Вчера вечером он думал, что ненавидит ее. А сейчас…

Она так же не может не делать того, что делает, как и он. Да, этому, конечно, нет оправдания. Каждая личность отвечает за свою судьбу, и если с личностью происходит что-то хорошее или плохое, то виновна в этом лишь она сама.

Он скорректировал свою мысль. Они с Мэри – единственные генераторы собственных несчастий, да, но не осознанные! Светлая сторона их личностей не желает разрушения их любви, это происки темной стороны, где таится наводящий ужас Уклонист.

Стоя в дверях, он увидел, как Мэри открывает глаза и смотрит на него, не до конца проснувшись. Он не вернулся, чтобы поцеловать ее, а быстро шагнул в коридор. В панике от мысли, что она может позвать его обратно и вновь затеять эту жуткую, изматывающую нервы сцену. Потом до него дошло: он так и не выбрал подходящего момента сказать Мэри, что как раз сегодня едет на Таити. Ладно, одной сценой меньше.

В это время коридор уже заполнили идущие на работу мужчины. Многие, как Хэл, были одеты в свободные пледы профессионалов, другие – в зеленое и алое университетских учителей. Естественно, Хэл здоровался с каждым.

– Доброго будущего, Эрикссен!

– Да улыбнется тебе Сигмен, Ярроу!

– Светлым ли был твой сон, Чанг?

– Шиб, Ярроу! Прямиком от самой истины.

– Шалом Казимиру!

– Да улыбнется тебе Сигмен, Ярроу!

Хэл остановился у дверей лифта, где хранитель, утренний дежурный этого уровня, из-за большого скопления народа организовывал приоритеты спуска. Выйдя из башни, Хэл пошел по полосам транспортеров в сторону увеличения скорости, пока не дошел до экспресса – средней ленты. Здесь он встал, стиснутый чужими телами, но напряжения не испытывал, поскольку они были одного с ним класса. Десять минут езды, и он начал пробираться через толпу, шагая с ленты на ленту. Еще через пять минут он вышел на тротуар и вошел в пещероподобный вход пали № 16 – Университета Сигмен-Сити.

Внутри пришлось подождать, хотя и недолго, пока хранитель впустит его в лифт. Потом его экспрессом понесло прямиком на тридцатый уровень. Обычно он, выходя из лифта, сразу же шел к себе в офис – читать первую за день лекцию, курс для студентов, который транслировался по тридэ. Сегодня же Хэл направился в офис декана.

По дороге, мечтая о сигарете и зная, что в присутствии Ольвегссена курить строго запрещено, он остановился закурить и вдохнул с наслаждением женьшеневый дым. Он стоял возле двери начального класса лингвистики, прислушиваясь к обрывкам лекции Кеони Джерахмиила Расмуссена.

– «Пука» и «пали» изначально были словами первобытных полинезийских обитателей Гавайских островов. Англоязычные колонизаторы, завладевшие островами впоследствии, переняли множество терминов из гавайского языка. В числе самых популярных были «пука» – что означает дыру, туннель, пещеру, и «пали» – обрыв, утес.