Любовники-убийцы

В это время разнесся слух, переданный, вероятно, каким-нибудь тюремным сторожем. Уверяли, будто Фурбис уже в течение двух дней отказывался от еды и решил уморить себя голодом, если его приговорят по всей строгости закона. Наконец, раздался звонок. Присяжные вернулись на свои места. Приговор гласил признать вину подсудимых и отправить обоих на каторгу. Таким образом, и Фурбис, и Марго избежали гильотины. Волнение охватило всех присутствующих. Мулине вскрикнул от радости. Что касается Бригитты, она не верила своему счастью.

Председатель приказал ввести подсудимых. Так всегда происходит в суде: довольно одного взгляда подсудимого на людей в зале, чтобы узнать свою судьбу. Смертный приговор ясно виден на лице каждого — все норовят отвернуться, избегая смотреть на несчастного. Как бы ни было велико преступление, его жалеют. Он не преступник более — он умирающий.

Но если приговор оправдательный или по крайней мере учитывающий смягчающие обстоятельства, на что не могли надеяться раньше, то всякий старается каким-нибудь знаком сообщить об этом обвиняемому. Нередко, когда преступник проходит мимо скамьи, которую занимают адвокаты, защитник тихо шепчет ему на ухо: «Вы оправданы» или же: «Ваша жизнь спасена». Лишь у председателя суда нет возможности принять участие в этом общем воодушевлении. Но и он нередко поддается общему восторгу — он ведь, прежде всего, человек, а затем уже судья.

Не успел Фурбис переступить порог, как ему был уже известен приговор. Теперь он не мог совладать с собой, он выдал свой восторг. Те, кто видел его постоянно убитым во время долгих прений, объясняя подобное состояние упреками совести, жестоко ошиблись. Фурбис с первой минуты своего ареста боялся только казни. От этого страха лицо его покрылось морщинами, волосы поседели.

Если он и отказывался в течение двух дней от пищи, то потому лишь, что предпочитал умереть от голода, чем под ножом гильотины. Теперь он вздохнул свободно. Давившее его бремя неизвестности упало с плеч, он не чувствовал более холодного прикосновения железа к своей шее. Но что же принес ему этот приговор? Что ему давала каторга? Жизнь! Быть может, даже свободу! Нет каторжника, который не надеялся бы бежать. Если бы жандарм не удержал его, Фурбис позволил бы себе какие-нибудь эксцентричные выходки, забыв про уважение к суду. Да разве не было случая, что оправданный подсудимый от радости бросил свою шапку в лицо судьям? Такой случай был в действительности, и подсудимого приговорили за подобную выходку к нескольким дням тюремного заключения, но ведь он всего лишь дал свободу своим чувствам, он по-своему благодарил судей.

Марго также скоро узнала приговор судей. Едва она вошла в зал, как защитник и Мулине подали ей знаки, которые она ясно поняла. Она сумела сдержать себя, твердость ее характера не изменила ей. Легкая краска разлилась по ее лицу, и ничего более. Быть может, она также боялась смерти, но позор каторги ужасал ее не менее казни. Она тихо подошла к своему месту и не могла удержаться, чтобы не кинуть взгляда на Фурбиса, который слишком очевидно выражал свою радость.

Тогда, согласно статье закона об уголовных преступлениях, секретарь суда прочел подсудимым решение суда. Тут же, немедленно, председатель потребовал формулирования окончательного приговора. Удалившись на несколько минут в совещательный зал, суд вынес следующую резолюцию: подсудимые Фурбис и Марго приговаривались к пожизненным каторжным работам. Заседание было окончено, и толпа присутствующих направилась к выходу, глубоко тронутая произошедшим. Долго за полночь еще можно было видеть на окрестных площадях и улицах толпы людей, рассуждающих по поводу решения суда.

Что касается N., он не довольствовался тем, что ему удалось спасти жизнь Марго. В тот же вечер он отправился к ней в тюрьму, где дал несколько полезных советов на будущее. Он выхлопотал разрешение для Мулине идти вместе с ним.

— Это лучший вечер в моей жизни, — то и дело произносил бедолага.

Ничто не могло разлучить его с Марго — ни ее суровость относительно его, ни ее ошибки, ни ее преступления. У него не было ничего в сердце, кроме прощения. Он не анализировал своего чувства к ней, но старался лишь его поддерживать. Он любил Марго невиновной, теперь он так же сильно любил ее преступной. Защитник Фурбиса также выхлопотал дозволение Бригитте повидаться с мужем. О чем говорили они между собой в течение двух часов, которые провели вместе? Это осталось навсегда неизвестным, но то, что этот разговор касался Фурбиса и, без сомнений, был причиной события, о котором мы расскажем несколько позже, — в этом нельзя сомневаться.

Через несколько дней после вынесения приговора закрытая карета увезла Марго в Монпелье. Фурбис же был отправлен в Авиньон, откуда в скором времени его должны были перевести в Тулон.

Глава XXIII