Любовники-убийцы

После полудня соседи несколько раз стучались к ним в дверь. Бригитта, боясь вызвать подозрения, не открывала им, и, заметив, что Фредерик Борель ходит в окрестностях с охотничьим ружьем на плече, нашла уважительную причину отказать им. Затем, волнуясь, она сообщила свои опасения Фурбису.

— Он всегда охотится в этой местности? — спросил бывший перекупщик.

— Да, я часто вижу его здесь. Он и вчера проходил по полю перед нашим домом, но сегодня я опасаюсь всего.

— Уверяю тебя, он не мог меня заметить.

— Положим так, но он знает твою походку. Мне передавали, что месяц тому назад в трактире Горда он говорил: «Если Фурбис когда-нибудь вернется сюда, клянусь, что он не уйдет из моих рук».

— Негодяй! — вскрикнул Фурбис. — Так ему не удастся это!

Глаза его засверкали, лицо искривилось от бешенства. Это не был больше муж Бригитты, отец Этьена. Произнося эти слова, он был арестантом, товарищем Праделя, беглым каторжником.

Затем Фурбис продолжал, успокоившись:

— В моем положении я должен избегать всех и всего. Я не хочу губить тебя снова. Я был так счастлив сегодня, что готов остаться до завтрашнего дня. Но лучше мне уйти сегодня ночью, это будет благоразумнее.

На следующий день, когда стемнело, Бригитта, как и накануне, уложила детей спать. Затем, пока ее муж, распрощавшись с ними, прилег немного отдохнуть, она поспешно приготовила небольшой ужин, налила вина в тыквенную бутылку Фурбиса, положила провизии и белья в мешок и разбудила мужа в час ночи.

— Уже пора, — сказала она.

В ту же минуту слезы показались на глазах бедной женщины.

— Не плачь, — проговорил Фурбис, прижимая ее к груди.

Она незаметно хотела положить ему в руку немного денег, говоря:

— Слушай, возьми это, я сама не богата, но тебе предстоит далекий путь.

Он остановил ее.

— Нет-нет, я не хочу, чтобы мое посещение вовлекало тебя в излишние расходы. У меня есть еще несколько экю. Этого более чем достаточно, чтобы добраться до Комарго.

Он подошел к кровати, где спали дети, долго смотрел на них, а затем запечатлел нежный поцелуй на лбу обоих сыновей. В это время Бригитта отворила дверь. Ночь была темная, вся деревня была погружена в глубокое спокойствие.

— Не забывай меня, — сказала Бригитта, — а главное — не забывай своих сыновей.

— Не сомневайся в этом, — ответил он.

Это было его последнее слово. Он вырвался из объятий жены и быстро удалился. Но едва успел он пройти немного, как несколько человек, прятавшихся за стеной, вышли и загородили ему путь. Довольно было одного взгляда, чтобы он понял, с кем имеет дело: его окружили шестеро жандармов. Вдали виднелись блузы десятка крестьян, вооруженных вилами и ружьями, прятавшиеся в тени. Фурбис хотел броситься в сторону, но было поздно: его окружили со всех сторон. Унтер-офицер, командующий жандармами, откинул плащ, под которым прятал фонарь, и направил свет в лицо беглеца.

— Именем закона я вас арестую. Вы Фурбис, каторжник, бежавший из-под стражи в 1863 году.

При этих словах раздался ужасный крик: Бригитта упала без чувств на пороге своего дома. Фурбис хотел броситься к ней на помощь. Одним ударом он сшиб с ног двух жандармов и прорвал окружившее его кольцо. Но в ту же минуту на него бросились другие. Завязалась ужасная схватка. Торговец, гнев которого удвоил силы, десять минут отбивался от своих врагов. Наконец, его сбили с ног, связали руки и ноги и отнесли в город.

Только час спустя Бригитта пришла в сознание. Ее окружало много народа, между ними был и Фредерик Борель. Когда ее блуждающий взгляд остановился на нем, он ясно прочел в нем упрек.

— Позже вы будете благодарить меня за то, что я сделал. Я узнал вашего мужа, когда он появился около Нового Бастида, и счел своим долгом избавить как вас, так и всю местность от этого злодея. Но будьте спокойны, я буду заботиться о вас и о ваших детях.

Сначала она не ответила ему, затем встала и вытянула руки, будто желая схватить какой-то удаляющийся от нее предмет.

— Ах, мои дети! — проговорила она и вдруг разразилась безумным хохотом.

Ее пытались успокоить.

— Я хочу уехать в Испанию, — вскрикнула Бригитта, вырываясь из державших ее рук.

— Боже! Она помешалась! — воскликнул Борель.

Бригитта действительно сошла с ума — бедная женщина не смогла вынести этих последних впечатлений. Через несколько дней она была помещена в дом умалишенных в Сент-Реми. В начале 1866 года Фурбиса снова отправили на каторгу в Тулон. Там согласно положению о наказании беглых он получил тридцать ударов плетью. Затем его немедленно поместили в каземат для каторжников.

Когда Фурбис остался один, скованный, как дикое животное, им овладело настоящее бешенство. Он бился головой о стену, катался по полу, испуская душераздирающие крики. После двух лет свободы его положение стало еще более тягостным, чем то, в котором он был раньше. Трудно объяснить, как ему удалось не потерять рассудок.