Во рту пересохло. Я вцепилась в подлокотники, не в силах пошевелиться. Глубоко внутри я затаенно надеялась, что он станет все отрицать. Но он даже не отрицал. Не могу сказать, что я чувствовала сейчас. Пустоту, вакуум космоса. Меня будто ослепили, оглушили. Представлялось, что я все еще лежу в холодной темноте каиса, умираю от жажды. Сейчас мне казалось, что лучше бы так и было, но я бы все еще верила хоть во что-то.
Фирел допил виски единым махом, оставил бокал на столе и пошел к шкафчику бара. Вновь налил, бросил два кубика льда, вернулся к столу. Просто смотрел на меня, а я отвернулась к окну, не выдерживая его взгляд.
— Я был ему другом. Как оказалось, самым никчемным.
Я все же повернулась:
— Мне не нужны показательные самобичевания. Еще один друг… и еще одна сволочь.
Он кивнул, поджав губы:
— Ты имеешь на это полное право. Я не сумел помочь ему. Не смог. И всю жизнь буду помнить об этом. А теперь едва не потерял тебя. Меня есть в чем обвинять.
Я молчала. Что он хотел услышать?
Пол оставил бокал, подошел к одной из настенных полок и достал геологическую коллекцию на длинной полированной подставке. Такая же была у отца. Корявые камни в углублениях в дереве. Как и все папино старье, я называла ее пылесборником.
— Ты ведь узнаешь?
Я бегло взглянула и вновь отвернулась:
— Похоже.
— Он успел передать мне ее, когда уже предчувствовал. И еще кое-что… А разработки уже не успел.
Фирел нажал на дерево с торца, выехал длинный мелкий ящичек. Пол вытащил свернутую бумагу и протянул мне:
— Это твое.
Я развернула, не в силах контролировать дрожь в пальцах. Завещание с разрешением патентовать папины разработки по сирадолиту на свое имя. И записка от руки, написанная знакомым убористым почерком. Он просил Фирела позаботиться обо мне. И все это столько времени было у меня под самым носом.
Перед глазами плыло. Я порывисто уткнулась лицом в ладони и рыдала так, как никогда в жизни. С содроганием и резкими хриплыми всхлипами. Я почувствовала на спине теплую ладонь, но истерично завизжала и замотала головой:
— Отойди!
Пол не настаивал. Убрал руку так резко, будто обжегся.
Я рыдала до тех пор, пока не затихла. Услышала знакомый звук сифона. Фирел налил воды с газом и протянул мне бокал:
— Выпей, Вероника.
Я жадно припала к краю бокала, осушила до дна. Наконец, утерла пальцами лицо и подняла голову:
— Почему ты молчал? Почему не сказал с самого начала? Почему…
У меня было столько вопросов, что я даже не могла озвучить, захлебывалась ими. Фирел вернулся к столу, взял бокал. Кажется, он с трудом подбирал слова. И даже маска непроницаемого советника Фирела поблекла и облупилась. Он выглядел растерянным, подавленным. Другим.
— Я боялся дать тебе ложную надежду. Не сдержать обещание. Не было никаких гарантий, что я доберусь до сейфа. Но… еще больше я боялся потерять тебя. Что все закончится, как только ты узнаешь.
Звучало нелепо, но, глядя в его лицо, я понимала, что он говорит правду. Нелепую глупую правду.
— Сальвадор был в шаге от изобретения сирадолитового маяка. Думаю, ты прекрасно понимаешь, что это значит. Мурена знал об этом. И, как водится, решил все присвоить. Но Сальвадор думал только о тебе, понимал, что это твое безбедное будущее. Он любил тебя больше жизни, Вероника. На наших посиделках только о тебе и говорил. Когда он сорвался с места, я был вторым секретарем в посольстве Тахила, и ничем не мог помочь ему. Когда я смог вернуться, он уже оказался в тюрьме. — Пол потер пальцами переносицу, казалось, слова даются ему с трудом: — У меня ничего не получилось, — он покачал головой, — я не смог вытащить его. А тебя уже не было в квартире в Муравейнике. Я даже посылал человека к мисс Монтане, но ты как сквозь землю провалилась.
Я усмехнулась:
— Я сбежала. Видимо, из-за людей Мурены. Скрывалась у Дарки. Я хорошо помню, как он приходил. Я в это время сидела в шкафу и умирала от страха.
Он кивнул:
— Как глупо… А потом я узнал, что ты поступила в Центр, заперта там на целых шесть лет. И поставил бронь, чтобы не ошибиться еще раз. Чтобы ты не пошла по рукам, не оказалась в Тахиле. Разорвал все прежние связи, чтобы иметь на это право.
Какой же я была идиоткой! У меня померкло перед глазами. Вешалась на него, лезла из кожи вон… Я чувствовала себя последней шлюхой. Кажется, теперь я заливалась краской.
— Почему ты не остановил меня? Чтобы я… Я же ничего не знала… — я вновь закрыла лицо руками и шумно дышала, стараясь задушить вновь подступающие слезы.
Он вновь с усилием потер переносицу:
— А ты думаешь, я из камня? Я сошел с ума, едва увидел тебя. Влюбился, как мальчишка. Я боролся с собой, презирал, но… Кто перед тобой устоит, Вероника? Я всего лишь мужчина. Я не железный. — Он повел рукой, указывая на обстановку: — Вот мое настоящее. Вот что вокруг меня, вот что внутри. А все, что начинается за этой дверью… лишь формальности. Игра. Маска. Но потом все стало иначе. Я был счастлив с тобой. Очень счастлив.
Я подняла голову:
— Ты предал меня. Ты требовал от меня правды, а сам…
Он кивнул: