Любовница №2358

Он криво улыбнулся, но улыбка была похожа на злобный оскал. Мне оставалось лишь гадать, на кого он так злился. Не на меня, не на Кейт. Создавалось впечатление, что он говорил сам с собой об одному ему понятных вещах.

Я провела кончиками пальцев по его шершавой к ночи щеке:

— У тебя есть друзья, Пол?

Казалось, я преступаю черту, вторгаюсь в его личное пространство. Я была готова к тому, что он отшвырнет меня за невидимые границы. Но он неожиданно подался навстречу моим пальцам, как пес, который тянется за лаской:

— Моя должность не дает таких поблажек. Друзья — это роскошь.

— Но ведь ты не всегда был советником дипломатического ведомства.

Он снова приложился к бокалу:

— Не всегда. Но это совсем не значит, что я мог быть кому-то хорошим другом. Это свойство души. И далеко не каждая душа на это способна. Моя оказалась слишком мелкой.

Я обхватила его руку, прижалась:

— Почему мне кажется, что ты несправедлив к себе?

— Потому что ты меня не знаешь.

Показалось, я услышала в голосе сожаление. Или почудилось, потому что я очень хотела услышать сожаление. Хотелось ответить, что он не позволяет мне узнать себя, но я решила, что сейчас это слишком. Он едва ли стерпит.

Мне было хорошо просто от того, что я сидела рядом, прижавшись. Слышала, как ровно колотится его сердце. Блуждающие лампы разливали над нами мягкий свет, за панорамным окном пестрел огнями ночной Каварин.

Все было почти по-настоящему, если вообразить.

Если вообразить.

Мне мучительно хотелось задать ему один вопрос, на который, я точно знала, не получу ответа. Или правдивого ответа.

Почему он один?

Даже если у него самый отвратительный на свете характер, к такому статусному мужчине просто обязана была прилепиться гибкая беспринципная женщина. Но если ему позволили выписать компаньонку, значит такой не нашлось. Или он вправду невыносим? Надеюсь, спрошу как-нибудь потом, когда мы станем хоть немного ближе. Если станем. Сегодня программа максимум — вернуть отцовский кулон.

Момент показался мне подходящим. Я прижалась, поглаживая его шею:

— Пол, могу я попросить тебя кое о чем?

— Смотря о чем.

— Помнишь, ты забрал мой кулон? Тогда, в ресторане.

— Я не жалуюсь на свою память. Ты сказала, это подарок отца.

Я кивнула:

— Он очень дорог мне.

— Хорошо — это твоя вещь. Но не надевай при мне. Демонстрируй мисс Мотингейл, если так хочешь. Полагаю, ее вкус это стерпит.

Я улыбнулась, прижалась к нему:

— Спасибо. Ты его больше не увидишь, обещаю.

Он порылся в кармане пиджака, будто хотел нашарить то, что я прошу, но вытащил перламутровый конверт с гербом Альянса, протянул мне:

— Утром принесли. Я уже связался с мисс Павани — все будет готово.

Я открыла конверт, вытянула бланк. Официальное приглашение на прием в Юнион-холле в честь аль-Зараха. В следующее воскресенье.

Сердце замерло, пропустило несколько ударов. Но… Я решительно вернула бланк в конверт: я больше не боюсь.

38

Изменить мисс Павани и ее дорогого Кларка — все равно, что изменить мироздание. Невозможно. Едва они переступили порог квартиры, я почувствовала себя в толпе, в самой галдящей гуще. Они вдвоем умудрялись заполнить собою пространство так, что становилось трудно дышать. И как всегда твердили, что совершенно нет времени. Волосы «дорогого Кларка» на этот раз соперничали цветом с весенней листвой, а кудрявый хохолок был взбит еще выше, чем в прошлый раз, уверенно стремясь к силуэту башни.

Платье я видела и мерила не единожды, но глубоко внутри все равно ждала неприятный сюрприз от Фирела. Как в прошлый раз.  И даже не сдержала вздох облегчения, когда из чехла показались знакомые газовые оборки нюдового цвета. Я так и не решила, как относиться к этому туалету, но, по крайней мере, обошлось без неожиданностей.

Мисс Павани застегнула автоматическую молнию на моей спине и отошла на несколько шагов, заламывая руки:

— Изумительно! Просто изумительно!

Я взглянула в зеркало, тронула гофрированные оборки, топорщившиеся крыльями огромных стрекоз. Покачалась из стороны в сторону, наблюдая, как они колышутся невесомым облаком и едва слышно шуршат. Я была одета и задрапирована до самых плеч, узкие рукава скрывали руки, но не отпускало впечатление, что я стояла полуголая. Тонкая ткань сливалась с кожей, и уже с расстояния нескольких шагов трудно было различить границу: где заканчивается платье и начинается тело.

Что скажет миссис Клаверти? Вдруг не одобрит?

Я понимала, что ее мнение не играло ключевой роли, но просто жаждала одобрения. Должно быть это привычка, которую я вынесла из Центра. Неизвестно сколько времени понадобится, чтобы избавиться от нее. Я хотела, чтобы миссис Клаверти была мною довольна, как на экзамене.

Я старалась не думать о словах Кейт. Ничего не изменилось, меня ни о чем не оповещали. Кажется, она в очередной раз что-то не так поняла. Накрутила себя, додумала. В этом вся Кейт. За это я ее и любила. Если Фирел лишит меня Кейт — я этого не прощу.

Я этого просто не вынесу.