— Дом стал более безопасным, если вы это имеете в виду. Кроме того, обнаружено несколько погнутых водосточных труб. и сорвавшихся листов железа на крыше. Я все исправил. — Это было справедливо, так как повреждения возникли как раз из-за его ночной увеселительной прогулки. — Ну и вообще помог мистеру Каванагу.
— Очень мило с вашей стороны.
— Не особенно. Мне просто скучно. Она кивнула.
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Мне тоже не терпится вернуться к своей работе. Майкл, наверно, чувствует то же самое.
— Сомневаюсь. У нее ведь медовый месяц, разве вы забыли?
Ренни уткнулась в тарелку. Она гоняла вилкой горошины до тех пор, пока не почувствовала, что краска сошла с ее лица.
— Я хотела бы забрать из конторы некоторые бумаги. Джаррет отказался читать между строк.
— Чем вы занимаетесь в Северо-Восточной компании?
— Я работаю на директора по новым проектам.
— То есть вы его секретарь, — перевел Джаррет. Ренни почувствовала в его тоне пренебрежение.
— Я выполняю там более ответственную работу, — сказала она одновременно с гордостью и вызовом. — В том или ином качестве я с четырнадцати лет работаю на Северо-Восточную компанию.
— Это похвально.
— А что вы делали в четырнадцать лет? Джаррет намазал масло на хлеб. Он решил не замечать вызов, звучавший в ее вопросе.
— Я был занят в «Экспрессе», — бесстрастно ответил он.
— Вы имеете в виду «Пони-экспресс»? — Против ее желания это произвело на Ренни впечатление.
— Гм… Именно там я встретил Этана. Мои родители содержали одну из станций около Салины, штат Канзас. Все короткое время существования «Экспресса» там была подмена пони. Я включился в это дело за несколько месяцев до конца.
— Вы, должно быть, ненавидите железные дороги.
— Ненавижу? Нет.
— Но они положили конец «Экспрессу».
— Таков бизнес. О, я знаю, что об этом думают на Востоке. Некоторое время я сам разделял подобные настроения. Но все это романтическая болтовня, распространяемая репортерами, которые западнее Питтсбурга никогда и не появлялись. Это была грязная и опасная работа, не столько захватывающая, сколько изматывающая. Мои родители это знали и поэтому дали мне попробовать самому. Они были не очень удивлены, когда я решил уйти из дому.
— Они очень мудро поступили, дав вам возможность самому разобраться в некоторых вещах.
— Думаю, они решили выбрать меньшее из двух зол. Если бы мне не позволили уйти, я убежал бы из дома. — В его улыбке чувствовалась насмешка над самим собой. — Я до сих пор еще не в ладах со здравым смыслом, — добавил Джаррет доверительным тоном.
Ренни рассмеялась.
— Да? А вы уверены, что когда-нибудь были в ладах? На его лицо легла тень.
— Уверен.
Сейчас Джаррет смотрел на нее невидящим взглядом. Ренни поняла, что вопрос, заданный ею из озорства, имел для него совсем другое значение и напомнил о прошлом.
— Вам не нужно было об этом говорить, — сказала она.
— Что? — Он встряхнул головой, словно отгоняя воспоминания. — Нет, все в порядке. Я похоронил своих родителей в шестьдесят седьмом.
— Я сожалею.
Она сказала это не просто из вежливости, подумал Джаррет. Ренни сказала так, как будто это действительно для нее что-то значит. Большие глаза выражали беспокойство, пушистые брови сошлись на переносице. Губы сжаты, словно она ими что-то удерживает. У Джаррета появилось странное ощущение, что она старается проглотить его боль.
— Это было очень давно.
Девять лет — не такой уж большой срок, но, как чувствовала Ренни, рана у него до сих пор не зажила, и девять лет кажутся вечностью. Оказывается, вся его внешняя невозмутимость, все эти насмешливые улыбки, поддразнивания предназначались только для того, чтобы сохранить дистанцию. Она по-новому взглянула на Джаррета.
— Они умерли от болезни? — спросила Ренни. Джаррет покачал головой.
— Они приехали в Хейс, чтобы продать скот. В те времена этот город фактически не был городом, а скорее местом встречи торговцев. Там был форт и много солдат, приходили скотоводы со своими стадами. Из рук в руки переходили довольно большие деньги, и это привлекало людей, которые не хотели работать. Моих родителей убили, когда они сдавали деньги в банк.
Ренни с самого начала ожидала чего-то ужасного, но, видимо, смертью мистера и миссис Салливан история не заканчивалась, а возможно, и вообще не имела конца. Ренни хотела это знать, но никак не могла заставить себя задать нужные вопросы.
— Расскажите мне о своих родителях, — вместо этого сказала она. — Кем они были?
Джаррет взял еще кусок курицы и салата из капусты. Он был рад, что разговор зашел не о смерти родителей, а об их жизни.
— Мой отец был эмигрантом. Он прибыл в Бостон в сороковом году, а затем отправился на запад. Он хотел добраться до Калифорнии. Отец любил говорить, что если бы не встретил мою мать в Канзас-Сити, то оказался бы в Саттер-Форте как раз тогда, когда там нашли золото.
Ренни негромко засмеялась.
— Наверное, он не очень об этом сожалел.
— Нет, не сожалел.
— Вы упоминали скотоводство. У вашей матери это был семейный бизнес?
Джаррет покачал головой.