Любовница Черного Дракона (СИ)

«В порядке… Всё хорошо», — промелькнуло в сознании, прежде чем кроваво-серое беспамятство затянуло в себя.

Бесцветное безмолвие покачивало на волнах, нежно, как материнская рука качает детскую колыбель. Тонкая такая, с белоснежной кожей и голубыми венами.

«Месяцок выходит, баю-баюшки-баю,

В сны он зазывает деточку мою».

Эту колыбельную пели в семьях Драконьего Чертога. Когда-то пела леди Амелия — черноволосая, статная женщина с большими синими глазами и мягкой улыбкой. А ещё возле нее удивительно тепло. Ему казалось, что рядом с матерью мир опутывала невидимая паутинка уюта.

Сердце болезненно сжала тоска. Когда пришло письмо о смерти матери, Натаниэлю вдруг показалось, что мир разом потерял все краски.

«Котенька ложится справа от меня,

Сказки он расскажет про дальние края».

Медовые отблески огня скользили по руке, качающей колыбель. От неё струилось тепло. То самое, забытое и как ему казалось, давно утерянное. Но рука не принадлежала леди Амелии.

Тьма постепенно рассеивалась.

Нарцисса тихонько напевала колыбельную и ритмично качала люльку. Она заворожённо смотрела на огонь в камине, не обращая на Дрейка никакого внимания. По хрупкой спине струилась каштановая волна волос. Тёплый аромат розмарина и бергамота успокаивал, и светлая тоска внезапно затопила сердце Натаниэля. Словно терял нечто важное, ценное, но что, он никак не мог понять.

— Не ходи на обрыв! — Дрейка вдруг охватил леденящий ужас, граничащий с паникой. — Слышишь! Пообещай мне, что ты никогда не пойдёшь на тот проклятый обрыв!

Внезапно песня оборвалась, и Нарцисса медленно повернула голову. В слепых глазах отражался огонь, а на побелевших губах играла улыбка, безмятежная и пугающая, как улыбка безумца.

— Каково быть не таким, как все? Каково быть жертвой, а не охотником? — улыбка превратилась в оскал, обнажив острые, как иглы, зубы, а каштановые волосы раздулись подобно змеиному капюшону. — Защитный лунатизм… Ведьма, которую нельзя отличить от простых людей… Месяцок выходит, баю-баюшки-баю, в сны он зазывает деточку мою…

Натаниэль не успел ответить. Удушливая серость обступила со всех сторон и смяла комнату, превратив в зияющую бездну.

— …я останусь здесь. В конце концов, рядом должен быть человек, которого он знает. И не спорьте со мной. Я, знаете ли, тоже пострадавшая и мне нельзя нервничать.

Нарцисса говорила жёстко, безапелляционно, будто гвозди забивала. Дрейк обрадовался: жива, здорова и даже нашла жертву для препирательств. Значит, всё хорошо.

Он открыл глаза и осторожно шевельнулся в постели. Потолок мерно плавал перед взором, отчего казалось, что крылатые локсы, похожие на перекормленных младенцев с луками в руках, пытаются прицелиться друг друга.

Откуда-то слева выплыла дородная сестра милосердия в белом переднике на сером платье и светло-серой косынке. В руках она сжимала миску с болтающейся на краю белой тканью.

— Очнулись, ваша светлость? — мягко проворковала сестра, и приятная влажная прохлада коснулась лба.

Стало легче. Не совсем, но проклятая вяжущая слабость отступила на два шага. Мятный запах успокаивающе действовал на разгорячённое сознание. Однако жажда царапала горло, будто сдуру кусок наждачной бумаги проглотил. Во рту собралась вязкая слюна. Натаниэль кое-как разлепил запёкшиеся губы.

— Пить.

Потянувшись к прикроватному столику, женщина взяла стакан с полированной трубочкой и поднесла к губам. Прохладная вода показалась невероятно вкусной и освежающей, и Натаниэль вдруг подумал, что он никогда не напьётся.

— Пойду позову лекаря, — женщина тепло улыбнулась и убрала стакан на столик.

— Послушайте, вам лучше оставаться в постели, — в ровном голосе лекаря слышались нотки отчаянья, и Дрейк невольно усмехнулся: Нарцисса обладала удивительной способностью довести до белого каления даже святого. А потом вывернуть ситуацию в свою пользу и прикинуться жертвой. Не удивительно, что барон де Виньи так заинтересовался ведьмой. Как говорится, рыбак рыбака видит издалека.

— Я останусь, — мягко отозвалась Нарцисса, но Натаниэль напряг слух: он уже слышал эту елейную интонацию. Ведьма не собиралась сдаваться, а решила пойти обманным путём. — Правда, останусь. Если вдруг станет плохо, обещаю незамедлительно отправиться в постель.

— Вот и отправляйтесь.

— Нет, — упёрлась ведьма. — И что вы сделаете? Прикажете меня связать?

Дрейк не выдержал и захохотал. По щекам потекли слёзы от смеха и боли. Мучительные крючья пронзили тело, но остановиться он не мог.

Из-за ширмы тотчас появился седовласый лекарь. Судя по красным пятнам, уродливо растёкшимся по лицу, Нарцисса довела старика. Он был готов приказать её связать и засунуть кляп в рот.

Вслед за лекарем появилась и сама госпожа Ливингстон. Лихорадочно горели большие серые глаза, а тонковатые губы превратились в узкую нить.

— Воистину с этой женщиной лучше не спорить, господин Эден, — отсмеявшись, проговорил Натаниэль. — Она вытрясет душу даже из мёртвого.

— Я заметил, — хмуро сказал лекарь и придвинул стул.