– Не уверена, что готова ползать по внутренностям Мартина, – парировала я, – и мне совершенно не нравится, так сказать, аварийный выход. Боюсь, там будет грязно. Нет и еще раз нет. Пусть номер отрабатывает Эльза.
– Идиотка! – топнул Эд ногой, на секунду забыв о публике, которая, не обращая на нас внимания, слушала рассказ Жиля о том, как Мартин с удовольствием слопает Кати. – Повторяю. Раскроем ширму. Там с внутренней стороны есть крепления. Всунешь в них ноги-руки, униформисты сложат деревяшки и отодвинут. Получится, вроде как Мартин тебя схарчил. А потом мы снова развернем ширму, и ты выйдешь ко льву. О’кей?
– Он меня не проглотит? – в ужасе спросила я.
– Марти милый, – заулыбался Эд. – Кошки, собаки – его лучшие друзья.
– Я тоже обожаю животных, а вот некоторых людей недолюбливаю, – колебалась я, – могла бы сожрать парочку журналистов, пишущих гадости о нашей семье.
– Мартин брезгливый, – «успокоил» меня подросток, – он немытых не жрет.
– Кати, готова? – загремел Жиль.
– Да, – вместо меня возвестил Эд, так и не ответив мне, почему Эльза не может выполнить номер со львом, и сильно пнул меня в спину.
Чтобы удержаться на ногах, мне пришлось сделать пару шагов вперед, и я очутилась в непосредственной близости от Мартина. Лев не проявил агрессии, наоборот, он с одобрением посмотрел на меня и издал нежное мурлыканье.
– Обнимай его, – велел Эд.
Я подняла руки и еле слышно сказала:
– Меня зовут Даша. Прости, Марти, за фамильярность, хоть мы и не знакомы.
Царь зверей преспокойно зевнул, я приникла к его морде. Грива неожиданно оказалась упругой, шерсть на щеках Марти походила на кошачью, она была нежной и мягкой. Одна беда – лев не любил чистить зубы, от него воняло, как от всех рыбозаводов Дальнего Востока, вместе взятых. Я постаралась не дышать.
Униформисты ловко расставили ширму.
– Давай, – скомандовал Эдди.
Я увидела петли, всунула в них ноги, руки… Клац!
Парни с силой сложили ширму.
– Ой, – пискнула я, – поосторожнее, ребята, с живым человеком работаете!
– Жрать меньше надо, – донеслось снаружи, – еле-еле тебя спрятали. Десять кило лишних на боках висит. Жиртрест!
Поскольку деревянные панели крепко меня сдавили, я не могла достойно ответить униформистам. До сих пор мне ни разу не делали замечаний по поводу излишнего веса, наоборот, все отмечали удивительную стройность госпожи Васильевой. Некоторые злопыхатели называют меня граблями в обмороке и лицемерно сюсюкают: «Кушай больше, налегай на жирное, мучное, сладкое». А сейчас за короткий срок мне пришлось дважды услышать фразу: «Жрать меньше надо».
– Он пообедал Кати! – орал Жиль. – О! Бедная девочка!
– У-у-у! – выла публика.
– Хотите ее вернуть? – вопрошал фокусник.
– Даааа, – откликнулся зал.
У меня закружилась голова, желудок расплющился и прилип к позвоночнику, руки-ноги превратились в лапшу.
«Никогда больше не буду жарить цыплят под прессом, – молнией пронеслось в голове, – бедные птички не заслужили таких мучений».
Ширма затряслась. Ее снова установили перед апатичным Мартином.
– Сейчас лев выплюнет Кати, – пообещал Жиль, – живой и невредимой.
Деревянные панели разошлись, я задышала в полную силу.
– Алле, – приказал Эд, – ап!
Полураздавленные руки-ноги плохо меня слушались.
– Скорее, – торопил подросток, – заканчиваем номер красиво, с куражом.
Меня ни в коем случае нельзя торопить, я сразу начинаю нервничать, и ничего хорошего не получается. Чтобы не подвести Эда, я интенсивно задергала лапами и поняла, что ширма падает.
Униформисты, чья задача по установке ширмы была успешно выполнена, отошли от нее, Эд же не ожидал ничего дурного, поэтому не смог правильно среагировать. Меня опрокинуло на спину. Я завизжала, ощутила под спиной нечто мягко-упругое, услышала грозный рык и рухнула на арену. Ясное дело: ширма накрыла меня, а голова очутилась в раскрытой пасти Мартина, который, очевидно, от изумления, разинул рот, потом понял, что на него валится ширма, и лег в опилки, так и не сомкнув челюсти.
Вот когда я пожалела, что не имею привычки носить памперсы, и заголосила:
– Миленький, Мартин, я обожаю тебя, плиз, не закрывай ротик! Мой котик! Я куплю тебе тонну говяжьей печени! Зайка!
Зал стонал от хохота, бурные аплодисменты перешли в продолжительную овацию. Эд лег на живот и непонятным макаром сумел выдернуть мои конечности из креплений, давящаяся смехом униформа подняла ширму. Публика притихла.
– Мартина стошнило Кати! – звонко сказал детский голосок.
Зрители заржали, лев рыгнул. Теперь я пожалела, что не запаслась противогазом. Чьи-то крепкие руки схватили мои щиколотки и потащили мое тело по опилкам. Затем кто-то поставил меня на ноги.
– Комплимент! – шепнул Эд.
– Люди, вы восхитительны, – завопила я, – умны, красивы! О черт! Совсем забыла! Надо поднять правую руку!
Теперь от смеха застонала даже униформа, Жиль – и тот не удержался и заржал как конь.
– Уходи с гордо поднятой головой и прямой спиной, – приказал Эд, – всегда, что бы ни произошло на арене, уходи с гордо поднятой головой и прямой спиной.