Любовница фюрера

Затем настал черед съемок в Сарентино. В семь утра на площадь были приглашены все крестьяне, отобранные по фотоснимкам. Придут ли они? Лени не спалось, она очень переживала – да и нельзя было терять ни дня, поскольку Вимана уже ждали в театре. Ночью лил дождь, Лени уже была готова к провалу – разве в такую погоду придет кто-нибудь? Однако на часах еще не было семи, а на площадь начали подтягиваться первые жители, потом еще и еще. Пришло даже больше, чем она просила. Лени выбежала на улицу и подошла к каждому из них, пожала всем руки. Крестьян усадили в машины и увезли к подножию разрушенного замка Рункельштейн. В тени раскидистых буков уже стояли приготовленные деревянные столы и вино. Первым делом крестьянам налили вина – они сразу же перестали стесняться, так что Лени, сняв первые легкие сцены, уже могла переходить к более трудным. Вечером крестьян отвезли обратно в деревню – так продолжалось около недели. В последний день съемок оставалась еще сцена большого сельского праздника, однако на часах уже была полночь. Горцы устроились спать за столами и под деревьями. Лени была в ужасе – всю неделю она почти не спала, а поесть иной раз и некогда было – и вот теперь это… как же их разбудить?! Помощники подтаскивали к спящим скамьи, бочки. И тут пришли музыканты и грянули польку. Спящие крестьяне мгновенно проснулись – теперь можно было снимать. С помощью вина обстановка оживилась. Крестьяне пустились в пляс. В два часа ночи съемка уже закончилась. Пленку быстро запаковали и отправили в Берлин. Утром жители попрощались с Лени, пропев ей под окнами серенаду, а одна старушка подарила ей букет из восковых цветов.

На дворе стояла середина сентября. Предстояло отснять сцены на Бренте, когда Юнта забирается на Хрустальную гору. Хотя кое-где уже лежал снег, стояла солнечная погода, так что съемки закончились быстро, и уже через 10 недель все вернулись в Берлин. Лени, затаив дыхание, просматривала на проекторе проделанную ими работу – получилось очень даже неплохо. Теперь оставалось провести два дня съемок в павильоне с единственной в фильме декорацией – хрустальным гротом, стоившим 10 тысяч марок и сооруженным из осколков стекла. После этого Лени приступила к монтажу – за экономией средств монтаж пришлось осуществлять самостоятельно. Она часами сидела и меняла местами то одни кадры, то другие, но что-то все не получалось. Тогда она решилась просить помощи Фанка. На следующий день Фанк сообщил ей, что все готово, он все смонтировал – поменял местами почти все сцены. Лени от ужаса не могла вымолвить ни слова, потом закричала:

– Как? Ты порезал без меня весь фильм?

– Хм, ну ты же сама просила помочь смонтировать.

– Но не вместо меня!

Лени от потрясения даже лишилась чувств. Прямо на месте, в доме Фанка. Очнувшись, она забрала копию своего фильма и ушла. Дома она решилась посмотреть, что же натворил Фанк – вдруг все не так плохо, как она думает. Но то, что она увидела на экране, повергло ее в настоящий шок. Это было просто ужасно. Может, Фанк нарочно это сделал? Это полный провал!

Лени пришлось заново монтировать фильм из тысячи рулонов пленки. Она неделями не выходила из дома, собирая, как мозаику, будущий фильм. Наконец, 24 марта 1932 года картина была готова. На этот день была назначена премьера во Дворце УФА.

Публика встретила фильм восторженно. Многие критики рассыпались в похвалах. Впрочем, в своих воспоминаниях Зокаль писал, что «Голубой свет» получил плохие отзывы только в «левых» демократических газетах, считающихся проеврейскими. Они называли фильм глупой романтической пустышкой. Когда Лени пришла к Зокалю расстроенная такими отзывами, она сказала: «Что эти еврейские критики понимают в немецкой ментальности? Они не имеют права так говорить». Лени, впрочем, забыла, что среди ее помощников тоже были евреи – например, Бела Балаш. Как говорил Зокаль, плохие рецензии от критиков-евреев так повлияли на Лени, что она не преминула примкнуть к лагерю «коричневых». Между тем, премьеры фильма прошли в Париже, Лондоне и даже на фестивале в Венеции, где картина получила серебряную медаль. Лени объездила с «Голубым светом» всю Германию.

Ей все чаще стали задавать вопрос о том, что она ждет от Гитлера. Имя Адольфа Гитлера в 1932 году стало звучать из каждого угла, о нем говорили все, на это новое в политике имя возлагались большие надежды – люди верили, что он спасет их от безработицы и нищеты. Лени много слышала о Гитлере, но оценку его суждениям пока давать не пыталась. Она даже прочитала его труд «Майн Кампф». Как-то она ехала в одном вагоне поезда вместе с Зокалем и восторженно порекомендовала почитать ему книгу Гитлера, заявив, что ее написал выдающийся человек.

Глава 12 Гитлер

Вернувшись из турне со своим фильмом, Лени увидела расклеенные повсюду плакаты, сообщавшие о выступлении Адольфа Гитлера во дворце спорта. Ее так интриговала возможность вживую увидеть того, о ком говорят все вокруг! Лени, ни секунды не сомневаясь, отправилась на мероприятие.