Впрочем, некоторые сомнения этот разговор с рейхсминистром все же зародил в ней. Она бросилась перечитывать все книги, которые только могла найти об Олимпийских играх, часами раздумывая, как же воплотить в жизнь этот проект. Она должна была знать об Олимпийских играх все, если хотела заполучить эти съемки!
Так, если на каждый вид спорта выделить по 100 смонтированных метров, то при 136 состязаниях получится 13 600 метров… это пять полнометражных фильмов… Не считая пролога, сцены с передачей и доставкой огня, открытия и закрытия Игр… Хм, а как же понять, какие соревнования снимать, а какие нет? Вдруг в какой-то дисциплине будет установлен мировой рекорд? Значит, снимать придется все… Значит, предстоит каторжный труд при монтаже… Ну, Лени Рифеншталь не привыкла бояться и отступать. Так что, вперед!
Она взяла трубку и набрала Шаубу.
– Это фройляйн Рифеншталь, – проговорила она победным голосом. – Узнайте, не примет ли меня фюрер.
Да, она и только она должна снимать этот фильм! Она сумеет убедить Гитлера, что только она знает, как его сделать! Неважно, чего это будет стоить!
В одиннадцать часов утра, теперь точно вовремя, Лени стояла на углу Принц-регентенплац, 16. Она поднялась на третий этаж и позвонила. Дверь открыла женщина, экономка фрау Винтер, и провела ее в просторную комнату. Гитлер был уже там. Лени огляделась: круглый стол с кружевной скатертью, большая книжная полка, несколько стульев. Заметив ее взгляд, он сказал:
– Как видите, фройляйн Рифеншталь, я не придаю значения комфорту, предпочитая все свое время использовать для решения проблем моего народа. Всякое имущество – обуза для меня. Даже моя библиотека крадет у меня время, а ведь мне приходится очень много читать.
Он вдруг прервал свой монолог:
– Выпьете что-нибудь?
– Да, яблочный сок, пожалуйста.
– Фрау Винтер, принесите пожалуйста, фройляйн Рифеншталь яблочный сок.
Когда экономка ушла, он продолжил:
– Мне нужно еще много прочесть. Я не имел средств для хорошего образования в юности. Поэтому теперь каждую ночь я прочитываю одну-две книги, даже если поздно ложусь.
– А что вы обычно читаете?
– Шопенгауэра – он был моим учителем.
– Шопенгауэра? – удивленно спросила Лени. – Не Ницше?
– Нет, он, скорее, художник, чем философ, – улыбнулся Гитлер. Рассудок у него не такой прозрачный, как у Шопенгауэра. Ницше, безусловно, гений, но он не мой идеал. Ладно, оставим эти разговоры. Вы же пришли за чем-то?
– Да, фильм об Олимпиаде. Я хотела бы его снимать.
– Ах, это. Да, доктор Геббельс говорил мне об этой идее, но мне казалось, был заявлен другой режиссер. Вы же говорили мне, что больше не хотите делать документальные фильмы, а только сниматься как актриса.
– Да, – пролепетала Лени. – Но это редкий шанс снять что-то грандиозное. Германия потом долго не увидит Олимпиаду. Потом… это очень интересный проект, я пока даже до конца не знаю, как это нужно снимать. Я бы очень хотела попробовать свои силы.
– Ну, тут вы не правы. Верьте в себя. Кто, кроме вас, сумеет снять фильм об Олимпиаде? Хотя я не очень заинтересован в Играх… Медали все равно достанутся американцам – у них так много чернокожих спортсменов. Не хочу на это смотреть. Но я уверен, что вы снимете прекрасный фильм.
– Да, мой фюрер, но доктор Геббельс, похоже, не слишком разделяет мой энтузиазм, – осмелилась вставить Лени.
– Да, почему же? Мне кажется, Вы его недооцениваете. Он – замечательный человек. Разве может человек способный смеяться так искренно, как доктор, быть плохим? Нет, тот, кто так смеется, не может быть плохим.
Он помолчал, потом произнес:
– Ну что же, мне пора. Был рад Вас видеть.
Лени этот разговор немного озадачил: так и неясно было, смогла ли она убедить фюрера, что фильм должна снимать она…
Осенью 1935 года Лени приехала в Нюрнберг, чтобы побыстрее отвязаться от съемок фильма о вермахте. С ней поехали пять операторов, трое из которых уже работали над «Триумфом воли» – Френтц, Лантчнер и Клинг. Также добавился Вилли Цильке и ее бывший любовник Ганс Эртль, которого она околдовала в Гренландии и который после съемок «SOS! Айсберг» вдруг решил заделаться кинооператором.
Весь фильм отсняли за пару дней, немного времени Лени возилась и с монтажом. Получился 25-минутный фильм под названием «День свободы». Премьера ролика должна была состояться в рейхсканцелярии – на восемь часов вечера был назначен прием, куда были приглашены генералы вермахта. Лени появилась в который раз с опозданием. Войдя в зал, она увидела, что Гитлер стоял с бледным лицом, а Геббельс язвительно усмехался. Двести гостей встретили ее каменными лицами и вязкой гробовой тишиной. Начался фильм. Через полчаса, когда включился свет, к Лени подошел улыбающийся Гитлер и поздравил с успехом. Снова победа! У нее все получилось! Она видела, как постепенно вытягивалось лицо у Геббельса, ревновавшего ее к фюреру.