Любовница Фрейда

Она откинула простыню и босиком прошла по холодному и бугристому деревянному полу. Тонкие стрелы солнечного света проникали сквозь щели в закрытых ставнях, снизу доносились звуки улицы. Минна растворила окно, и порыв чистого и свежего воздуха ударил ей в лицо. Она вдохнула его всей грудью. «Боже мой, — думала Минна, — я уже много лет не вставала так поздно. Слишком много выпила». Она знала это еще до того, как легла спать. Вот в чем беда… они все слишком много выпили. Ей не следует больше так поступать.

Обычный дневной наряд Минны — накрахмаленная до хруста белая блузка и приталенная юбка, плавно облегающая бедра. Но сегодня она и думать не могла о том, чтобы застегнуть все эти пуговки на блузке. Порывшись в шкафу, Минна выбрала простое синее платье из тонкой шерсти, с которым было куда меньше возни.

Хозяйская спальня находилась в соседней комнате, и прошлой ночью, раздеваясь перед тем как лечь, она слышала через стенку храпение Марты и уже почти сквозь сон смутно ощутила приглушенный звук тяжелых шагов по коридору.

Сестра сидела на кровати, обложившись рукоделием, тут же лежали два популярных журнала — «Парижская жизнь» и «Иллюстрированные новости». Половина кровати, где обычно спал Фрейд, была гладкой и холодной, словно на нее и не ложились. Закрытые ставни почти не пропускали солнечный свет. Едва Минна вошла в комнату, внизу громко хлопнула дверь. Зигмунд ушел. И в ту же минуту требовательный рев младенца огласил дом. Марта потянула за латунное кольцо на шнуре колокольчика, и в кухне раздался звонок. Через несколько минут на лестнице послышались шаги горничной Эдны.

— Что вам угодно, мадам? — спросила она, расправляя простыни и взбивая подушки.

Эдна была крепкой, ширококостной, чуть ли не на голову выше большинства женщин. Она напоминала Минне миссис Сквирс — второстепенное, но запоминающееся действующее лицо из «Николаса Никкльби». Впрочем, в отличие от персонажа Диккенса Эдна не была жестокой и злой. Она запыхалась от поспешного подъема по лестнице и была слегка не в духе.

С утра пораньше Эдна уже разожгла камины, вычистила решетки, принесла воды во все комнаты, разбудила детей и вымыла ватерклозеты.

— Нянька знает, что ребенок плачет? — спросила Марта.

— Наверное, — ответила Эдна, заправляя под свой обширный чепец выбившуюся прядку.

— А как другие дети?

— Горло у Мартина еще воспалено.

— А у Софии и Оливера?

— У них тоже горло рыхлое.

— Не подпускайте их к моему мужу.

Минна слушала, как сестра приступила к методичному рассмотрению детских занятий и недугов, организации и координации, распределению обязанностей и поручений для служанок, няньки, гувернантки и кухарки. Голова у Минны шла кругом. Она все еще никак не могла привыкнуть к вечному беспорядку и бешеному жизненному ритму. Конечно, у нее была нелегкая жизнь, когда она работала в чужих домах, но до сих пор ей не приходилось иметь дело с шестью детьми. Неудивительно, что Фрейд отсиживался в своем кабинете на первом этаже.

Он проводил там часть дня, и вход семейству туда был строго воспрещен. Расположение кабинета усугубляло запрет. Всего один лестничный пролет отделял кабинет от остального дома, но с таким же успехом он мог находиться в другом конце города. Если Фрейд находился в кабинете, никто не смел войти туда.

Марта продолжала инструктировать Эдну, а та вдруг стала бить себя по ляжкам кулаками, а потом запрокинула голову и болезненно сморщилась.

— Что на сей раз? — спросила Марта.

— Опять ревматизм разыгрался.

— Я думала, у тебя люмбаго.

— И это тоже.

— Разумеется. И то, и другое. И колени ломит.

— Да, и колени, — с вызовом произнесла Эдна.

— Как много у тебя болячек!

— Это все поручения, мадам?

— Да. И не забудь про цветы. Их надо полить ровно в одиннадцать.

Эдна испустила тяжкий вздох и, демонстративно прихрамывая, вышла из спальни и закрыла дверь. Марта поморщилась, достала из корзинки рукоделие и принялась обвязывать салфетку, решительно вставляя крючок в петлю и делая накид. Как будто дом действительно остро нуждался в салфетках…

— Ровно в одиннадцать? — промолвила Минна.

— Вечно она забывает.

— Я сама полью.

— Это не твоя обязанность. Эта женщина меня сводит с ума. Ей-богу, что ни неделя, то новая болячка. Еще какой-нибудь недуг, и я укажу ей на дверь.

— Нет, не укажешь. Она с тобой всегда была и будет, — возразила Минна, и раздражение сестры хлынуло волной.

— Я устала от ее нытья! То долги, то муж-мошенник, то больная мать, то сестра, потерявшая место. Я только и делаю, что утешаю ее, потом злюсь и взрываюсь. Затем раскаиваюсь. Можешь сделать мне компресс?