Любовница Фрейда

Доктор заколебался на мгновение, но Минна, на дав ему опомниться, стала перечислять симптомы болезни ребенка: лихорадка, кашель, тошнота, потеря аппетита. Не было оснований не верить ей. Даже без пальто и в испачканной грязью одежде она была элегантной женщиной – гибкая и стройная, с прямой спиной, гладкой кожей и безупречной дикцией. Кроме того, лгала она убедительно.

– Уж не скарлатина ли? – спросила Минна, когда врач вел ее к себе в кабинет.

– Неизвестная инфекция, – заключил он после осмотра. – Постельный режим месяц, по крайней мере… менять белье дважды в неделю… леденцы от болей в горле и «Героин Байера» от кашля…

Минна слушала, кивая и понимая, что в доме у баронессы советами доктора будет невозможно воспользоваться. И как ей вообще пришло в голову, что она сумеет выкрутиться? Все ее дни, вечера и даже воскресенья принадлежали баронессе. От нее ожидалось услаждение всех прихотей хозяйки, и промедление означало немедленное увольнение.

Рассуждая о назначениях доктора, Минна пощупала липкий лоб Флоры.

– Не уходи, – растерянно сказала девочка, голос у нее был хриплый и натужный.

В десять лет Флора выглядела всего на шесть, она вцепилась в юбку Минны, предчувствуя разлуку. Минна дала девочке две ложки липкого, сладко пахнущего сиропа и что-то прошептала на ухо. Малышка легла и отвернулась к стене.

Под пристальным взглядом ночной служанки Минна заколола несколько мокрых прядей в маленький узел, многозначительно обтерла каблуки тряпкой и покинула кухню. Она вскарабкалась по узкой лестнице, прошла через переднюю с мраморным полом и помчалась по сводчатому коридору, освещенному заграничными электрическими лампами. Задержалась на секунду у малинового салона, перевела дух и тихо постучала.

– Войдите, – отозвался голос.

Святая святых баронессы выглядела так, будто туда в жизни никто не входил, – дорогие, тяжелые кресла и диваны, обитые камчатной тканью с турецким узором, витражные тени, персидские ковры и коллекционный фарфор: фигурки мопсов, пуделей и экзотических птиц. Чаша с лилиями на инкрустированном столике в углу возле окна, а на письменном столе – серебряное блюдо с кексами к чаю и белоснежными бутербродами. Внешне Минна была спокойна, но щеки горели и сердце бешено колотилось, словно она только что разбила ценную вазу. Кроме того, запах печеного напомнил ей, что с утра у нее не было во рту ни крошки.

– Добрый вечер, баронесса.

– О тебе ходят разговоры, – неожиданно произнесла та томным и рафинированным голосом. Затянутая в мучительный корсет, она сидела, изучая Минну взглядом, который мог бы освежевать кролика. – Хочешь знать, что о тебе говорят? О твоих особенностях – постоянном чтении книг, прогулках и прочем. О том, с чем я мирюсь, претерпевая большие неудобства, и чего пытаюсь не замечать. Ты опоздала. Где ты была?

– Ходила в аптеку. Флора больна.

– Ты думаешь, я не заметила? – усмехнулась баронесса, жестом подзывая ее сесть напротив.

Минна колебалась. Юбка была еще влажной и могла оставить следы на изысканной обивке. Она осторожно села с краю, отодвинув шелковые подушки.

– Я же не чудовище, в конце концов. На прошлой неделе я сама велела кухарке каждый день давать малышке камфару.

«Это было первое и единственное благодеяние, которое баронесса когда-либо совершила для этой девочки», – подумала Минна.

Несчастную Флору наняли в деревне для поденной работы в огромном барочном особняке. Даже тогда девочка выглядела худенькой и бледной, слишком слабой для такой службы. У нее были соломенного цвета волосы, светло-карие глаза, большую часть дня она проводила в кухонном подвале, задыхаясь в густых черных облаках испарений и дыма. Ей приходилось не только скоблить котел, чистить камины, но и драить кастрюли и мыть уборные. Ночью Минна часто видела, как девочка плачет в подушку.

– Камфара оказалась бесполезной. Она нуждается…

Баронесса подняла палец, прервав ее.

– Здесь я решаю, когда мои слуги нуждаются в лекарствах. И кстати, когда у меня на прошлой неделе была ангина, я не заметила, чтобы ты бегала в аптеку ради меня.

Повисла напряженная тишина, пока баронесса поправляла бахромчатые подушки на диване в стиле ампир.

– Замечу, что мне никогда не везло с прислугой, я редко нанимаю людей из Второго округа, но у тебя были очень хорошие рекомендации…

Минна не возражала. Она никогда не жила в Леопольдштадте – во Втором округе, где обосновалось большинство зажиточных венских евреев, но жало антисемитизма часто язвило и ее. Еще в детстве, в школе, она порой мстила преследовавшим ее обидчикам и однажды ударила мальчика так сильно, что у него пошла носом кровь. Став старше, Минна поняла, что лучше игнорировать подонков, хотя каждый раз чувствовала холодок в затылке, слыша оскорбления.

– Уверяю вас, меня заботило лишь состояние ребенка, – ответила Минна тихим, но твердым тоном.

– Тебя должна заботить только твоя работа. Ты моя компаньонка. И, насколько я понимаю, у тебя нет медицинской подготовки.

– Есть. Я работала у доктора в Ингольштадте.

– Как его зовут? – скептически спросила баронесса.

– Доктор Франкенштейн, – беспечно брякнула Минна.