Любовница Фрейда

В середине следующей недели доставили тисненный золотом официальный конверт. Он был адресован доктору Фрейду и фрау Фрейд. Герр Зелински и его супруга приглашали супругов Фрейд на открытие оперного сезона и обед, который будет дан после спектакля в особняке Зелински в респектабельном квартале на Рейхсратштрассе. Минна поглядывала на приглашение, пока они с Мартой сидели в столовой, разбирая почту. Густав Малер не так давно занял пост директора оперы и в настоящее время был наиболее почитаемой фигурой Вены. Новое здание оперы в величественном стиле ампир с расписными куполообразными потолками и дорическими колоннами было достроено, и самое главное – все, как один, согласно утверждали, что акустика в нем чудесная.

– О, это же «Дон-Жуан», – сказала Минна, и голос ее зазвенел от восторга.

– Ну, хоть Зигмунд не будет скучать. В прошлом году на открытии давали «Норму» [31] , так он заснул.

– Как здорово, вы увидите Малера [32] .

– Только не для меня. Он меня разочаровал!

– Чем?

– Да всеми этими своими малопочтенными делишками с обращением. Он, видите ли, теперь католик! Я тебе так скажу: это ему не поможет. Его все равно никогда не допустят ко двору. Родившись евреем, евреем и умрешь.

– Малеру пришлось выкреститься, иначе ему никогда бы не дали эту должность.

– В любом случае, – сказала Марта, пренебрежительно усмехнувшись, – его мать, наверное, в гробу переворачивается.

– Марточка, – если ты не хочешь идти на спектакль, я бы с радостью пошла вместо тебя, – произнесла Минна, будто эта мысль пришла ей в голову сию минуту.

– Ты имеешь в виду сопровождать Зигмунда вместо меня?

– Только если ты не хочешь идти.

– С чего ты взяла? Конечно, я хочу. Это же главное событие сезона.

– Ну что ж, возможно, я смогу купить билет.

– На премьеру? Вряд ли тебе посчастливится. А с детьми кто останется?

Минна пристально посмотрела на сестру, а потом вышла из комнаты. Реакция Марты ее обеспокоила. Минна знала, что Марта – отнюдь не поклонница оперы. А Марта знала, что Минна оперу обожает. Было ли это явное пренебрежение ее чувствами простым проявлением бестактности со стороны сестры? Или же Марта подозревает, что у Минны имеются иные мотивы? Уже сотню раз после возвращения Минна спрашивала себя: а вдруг сестра все знает? Были ли эти грозовые облака проявлением раздражения? Может, и нет. Особенно, после того, как Марта заглянула в комнату Минны и милостиво пообещала отдать ей свой билет на следующий спектакль.

– Мы можем ходить по очереди, – дипломатично сказала она, – но ты же знаешь, как я обожаю премьеры!

Слава богу, Зигмунд ни при чем. Это все из-за приема у Зелински.

На премьеру Марта нарядилась в малиновое шелковое платье с бархатными эполетами и юбкой из множества клиньев, которая походила на полураскрытый зонтик, черные атласные сапожки и французский браслет из черного янтаря, позаимствованный у матери.

Минна вошла, когда Марта подбирала себе шерстяную накидку и веер. Софи ходила вокруг матери и млела, повторяя, что ее мамочка – «всамделишная принцесса», Матильда же, как водится, была настроена критически.

– Мама, накидка сюда не подходит, лучше надень манто, – настаивала она. – И не надевай золотой браслет с серебряными пряжками. Нельзя смешивать металлы.

– Марта, Зигмунд тебя ждет, – напомнила Минна.

– Подождет. Это всего лишь опера. Мы же не на поезд опаздываем, – ответила Марта, неторопливо припудривая щеки и в последний раз оглядывая себя.

Зигмунд курил в столовой, расхаживая взад-вперед. Одет он был безупречно: строгий белый жилет, цилиндр, черный галстук и лаковые туфли. Он беспрестанно вынимал из жилетного кармана часы, ворча, что экипаж на дворе уже заждался.

– Ну, наконец-то! Мы на полчаса опаздываем, – сердито произнес Зигмунд, – а нам еще ехать за Бернхаймами на другой конец города. Не понимаю, зачем ты им это вообще предложила?

– Ты мог бы сказать что-нибудь приятное о том, как я выгляжу, Зигмунд! Я надела твое любимое платье. Женщине иногда просто необходимы комплименты, правда, Минночка?

– Разумеется, – ответила та. – Зигмунд, скажи Марте, как она сегодня выглядит.

Фрейд потер затылок, а потом вынул сигару из рта. Он бросил на Минну беспомощный и покорный взгляд.

– Дорогая, ты прелестно выглядишь, – промолвил он.

Однако его жене этого было достаточно.

– Итак, Минна, – сказала Марта, – уже поздно. Не позволяй Софи уговорить тебя читать ей перед сном. Он должна засыпать без всей чепухи. Вели няне переменить подгузники малышке перед тем, как укладывать, она последнее время забывает, и это просто безобразие. О боже, я забыла театральный бинокль! – воскликнула она и выбежала из комнаты.

Минна подошла к Зигмунду и смахнула невидимую пылинку с его плеча.

– А чего бы ты пожелал? Что мне сделать для тебя, Зигмунд, пока тебя не будет? – прошептала Минна. – Может, начистить тебе ботинки?

– Прекрати, это не смешно.

– Я серьезно.

Было странно думать о том, что в иных обстоятельствах она бы только радовалась за сестру. Но в эту минуту Минна ненавидела ее. Будто весь этот болезненный инцидент был целиком на совести Марты. Иногда она сама себе была противна.

Минна взяла Софи за ручку и повела наверх. В столовой Матильда играла с братьями в карты, из детской, где няня кормила ребенка, доносились приглушенные младенческие вскрики. В комнате Софи пол был завален корзинами с игрушками и всякой всячиной, мебель из кукольного домика выстроилась на ковре, словно на миниатюрной распродаже. Войдя туда, Минна почувствовала головную боль – ту самую, от которой ломит затылок и слезятся глаза. На нее навалились усталость и тоска. А чего она ожидала? Что Зигмунд не станет выходить в свет со своей женой? Сейчас она просто жалеет себя, потому что ее не взяли на бал. Но ведь правда в том, что никакая она не Золушка, она – злодейка, мачехина дочка.

Минна переодела девочку в жесткую белую ночную сорочку, умыла ей личико, руки и уложила в кровать. Задула свечу на ночном столике и подоткнула малышке одеяло. Но стоило ей наклониться, чтобы поцеловать Софи и пожелать доброй ночи, как мягкие детские ручки обхватили ее и потянули к себе.

– Не уходи, – прошептала Софи.

– Солнышко, я очень устала. Мне нужно идти к себе в комнату.

– Не уходи, – повторила она, ее лобик беспокойно нахмурился, – побудь шо мной, танте Минна, мне штрашно.

Минна ощутила нежное, теплое детское дыхание на своей щеке. Она снова зажгла свечу и села на краешек кровати. Минна частенько читала Софи перед сном. Больше всего девочка любила сказки Кэтрин Синклер о великанах, феях и эльфах, и особенно про фею Ничегонеделку. Минна поставила свечу поближе к кровати.

– Я расскажу тебе сказку о прекрасной фее, – начала она, – щеки у нее были нарумянены по самые глаза, зубы оправлены в чистое золото, а волосы сверкали аметистовым светом.