Любовница Фрейда

Но ничто не раздражало ее в художественной литературе. Более того, эта литература была замечательным противоядием от скуки, страха и одиночества. Минна любила эпистолярные «Страдания юного Вертера» Гёте и вторую часть шекспировского «Генриха Шестого» (первая была перегружена историческими подробностями, и Минна считала ее одним из самых слабых мест в драматургии Шекспира). А для отдохновения ей служил «Франкенштейн» Мэри Шелли — готический роман, который она буквально проглотила. И еще был венский писатель-авангардист Шницлер, он забросил врачебную практику ради драматургии и писал пьесы о героях-аристократах и их любовных связях. Ни иронии, ни морализаторства, просто откровенное, бесчувственное исследование феномена страсти. Ей никогда не приходилось читать ничего подобного. Вкус к прозе Шницлера развивался в ней постепенно, подобно вкусу к оливкам и зернистой икре или к живописи Климта.

Но этой ночью было не до джина, табака или библиомании.

Минна натянула ботинки и в одной ночной рубашке, презрев утомительное количество пуговиц, вернулась в подвал — в тесную каморку Флоры. Ребенок скорчился на кровати, сжимая в руках тряпичную куклу.

Обычно Минна садилась рядом и рассказывала ей всякие истории, но сегодня Флора была не расположена к рассказам. Девочка хотела того, что желает всякий ребенок ее возраста. Она хотела домой — к маме. Минна села рядом и взяла девочку на руки, а Флора прижалась щекой к ее груди. Минна нежно гладила Флору по головке и тихо баюкала, пока веки девочки не отяжелели и не закрылись, и вздохнула с облегчением, когда Флора наконец уснула.

На следующее утро баронесса получила записку от доктора. Тот справлялся о здоровье ребенка и уточнял, что внеурочный прием оплачивается в двойном размере.

— Ты уволена, — заявила баронесса, хмурясь в раздражении, и, глядя в сторону, добавила, что все расходы будут вычтены у нее из жалованья.

Это не было обычное самодурство разгневанной госпожи по отношению к непокорной слуге. Обвинения были справедливы. Не звучало никаких страстных протестов в ответ. Да и смысла не было. Особенно если учесть, что задумала Минна.

Позднее, когда баронесса уехала по делам, Минна упаковала чемоданы и оставила их у заднего крыльца. Сообщила слугам, что ее и Флору уволили, и увезла изумленное дитя на вокзал Вестбанхоф. Она отправляла Флору домой.

Флора была родом из деревушки под Линцем, где зимы тянулись долго, а люди добывали себе пропитание, надрываясь на литейных заводах, шахтах или фабриках. В маленькой жизни Флоры уже были лишения и трагедия — умерла сестра от дифтерии или гриппа, брат попал в тюрьму, и никто давно не слышал об их отце, простом чернорабочем, пропавшем без вести. Но Флора обожала мать. «У нее золотые волосы, — однажды ночью сказала она Минне, — как у феи».

Минна обняла девочку за худенькие плечи, и они вместе, прижавшись, вышли на полупромерзшую платформу, глядя на пассажиров, толпившихся у ворот: женщины в узорчатых жакетах с меховой оторочкой и с причудливыми саквояжами, кудрявая ребятня в теплых пальтишках. Флора казалась спокойной, расслабленной.

Когда подошел поезд, Минна и Флора миновали кондуктора, стоявшего у вагона первого класса с удобными купе и электрическим освещением. Минна подсадила девочку в вагон третьего класса, устроив на деревянном сиденье между двумя матерями семейств, у одной из которых на коленях спал ребенок.

«Не возвращайся сюда», — хотела она сказать, но лишь погладила теплую щечку Флоры и сунула несколько крон в руку одной из ее соседок, получив с нее обещание присмотреть за девочкой. Но Минна понимала, что через несколько месяцев Флору пошлют работать куда-нибудь еще. Такая уж у нее судьба. Минна ощутила горькую тоску и сожаление. Она бы хотела, по крайней мере, чувствовать, что освободила Флору.

Минна проводила взглядом отгромыхавший прочь поезд и долго стояла на пустой платформе, пока тяжесть ее собственного положения наконец не открылась ей. Никаких рекомендаций от баронессы ждать не приходится, это очевидно. Деньги почти иссякли, и нет никакой надежды найти место в ближайшем будущем. Она остановила омнибус и поехала по лабиринту мощенных булыжником улиц, стараясь не замечать наползающей паники. Минне уже казалось, будто найти приличную работу вообще невозможно, но она старалась поддержать в себе угасающее чувство, что счастье ждет за поворотом.

Она остановилась в скромном пансионе вблизи Дуная, но никак не могла заснуть. Время шло, Минна то дремала, то читала, то ходила по комнате. Громко тикали часы на комоде, когда она села наконец за письмо сестре. Больше писать было некому. Даже матери, которая едва сводит концы с концами, живя на вдовью пенсию. Минну постигла очередная катастрофа.