Любовница Фрейда

При дневном свете меблирашка казалась еще более неопрятной. На лоскутном покрывале темнело пятно. Обои отставали от стен и были все в потеках и разводах, ободранные половицы проседали под ногами. Был ли здесь прежде ковер? Минна слышала, как за стеной ссорилась какая-то пара. Хлопнула дверь. Она высунулась в окно и увидела Фрейда — он заходил в гостиницу.

В комнате Зигмунд сел рядом с ней на кровать и принялся расшнуровывать ботинки, а потом извинился за опоздание. Всего несколько месяцев назад он пришел бы раньше. Несколько месяцев назад, напомнила она себе, ее бы здесь вообще не было.

Он был очень занят, и им становилось все сложнее устраивать свидания. На сей раз они договорились чуть ли не в последний момент.

— Я не мог найти экипаж. Пришлось несколько кварталов пройти пешком, — объяснил Зигмунд.

Минна торопливо теребила блузку, пытаясь расстегнуть ряд мелких пуговок. Он коснулся ее щеки и сдернул блузку, обнажив плечи. Губы его скользили, покрывая быстрыми поцелуями ее живот. Потом Зигмунд сорвал с Минны одежду и притянул к себе. Возбуждение нахлынуло с первым касанием его пальцев и уже не отступало. Она загоралась мгновенно.

Один раз это произошло на полу, потом — в ванне. Сегодня Минна захватила с собой бутылку и до его прихода успела выпить несколько рюмок. Обычно Зигмунд оставался с ней после, но сегодня сразу встал и стал искать брюки.

— Я должен бежать.

— Так скоро? Ты же только пришел.

— Меня ждет пациент, — ответил он таким тоном, каким всегда говорил, желая отвязаться от Марты.

Минна наблюдала за Зигмундом, пока он одевался. Она налила себе еще бокал, а потом, когда он уже выходил за дверь, окликнула его. Зигмунд обернулся с бесстрастным выражением на лице.

— Ничего, иди, — промолвила Минна.

Позже, когда она вернулась домой и снова задумалась о своей жизни, ее охватила безысходность. И не только оттого, что она чувствовала — Зигмунд охладевает к ней. Она ощутила страх разоблачения, и сияющий шлейф недавнего желания стал тускнеть.

Иногда Марта как-то странно смотрела на нее и спрашивала: «Ты хорошо себя чувствуешь?» И от этого вопроса у Минны начинали трястись поджилки, и в отчаянии и гневе все внутри ее кричало: «Нет, мне очень плохо!»

В середине следующей недели доставили тисненный золотом официальный конверт. Он был адресован доктору Фрейду и фрау Фрейд. Герр Зелински и его супруга приглашали супругов Фрейд на открытие оперного сезона и обед, который будет дан после спектакля в особняке Зелински в респектабельном квартале на Рейхсратштрассе. Минна поглядывала на приглашение, пока они с Мартой сидели в столовой, разбирая почту. Густав Малер не так давно занял пост директора оперы и в настоящее время был наиболее почитаемой фигурой Вены. Новое здание оперы в величественном стиле ампир с расписными куполообразными потолками и дорическими колоннами было достроено, и самое главное — все, как один, согласно утверждали, что акустика в нем чудесная.

— О, это же «Дон-Жуан», — сказала Минна, и голос ее зазвенел от восторга.

— Ну, хоть Зигмунд не будет скучать. В прошлом году на открытии давали «Норму» [31], так он заснул.

— Как здорово, вы увидите Малера [32].

— Только не для меня. Он меня разочаровал!

— Чем?

— Да всеми этими своими малопочтенными делишками с обращением. Он, видите ли, теперь католик! Я тебе так скажу: это ему не поможет. Его все равно никогда не допустят ко двору. Родившись евреем, евреем и умрешь.

— Малеру пришлось выкреститься, иначе ему никогда бы не дали эту должность.

— В любом случае, — сказала Марта, пренебрежительно усмехнувшись, — его мать, наверное, в гробу переворачивается.

— Марточка, — если ты не хочешь идти на спектакль, я бы с радостью пошла вместо тебя, — произнесла Минна, будто эта мысль пришла ей в голову сию минуту.

— Ты имеешь в виду сопровождать Зигмунда вместо меня?

— Только если ты не хочешь идти.

— С чего ты взяла? Конечно, я хочу. Это же главное событие сезона.

— Ну что ж, возможно, я смогу купить билет.

— На премьеру? Вряд ли тебе посчастливится. А с детьми кто останется?

Минна пристально посмотрела на сестру, а потом вышла из комнаты. Реакция Марты ее обеспокоила. Минна знала, что Марта — отнюдь не поклонница оперы. А Марта знала, что Минна оперу обожает. Было ли это явное пренебрежение ее чувствами простым проявлением бестактности со стороны сестры? Или же Марта подозревает, что у Минны имеются иные мотивы? Уже сотню раз после возвращения Минна спрашивала себя: а вдруг сестра все знает? Были ли эти грозовые облака проявлением раздражения? Может, и нет. Особенно, после того, как Марта заглянула в комнату Минны и милостиво пообещала отдать ей свой билет на следующий спектакль.

— Мы можем ходить по очереди, — дипломатично сказала она, — но ты же знаешь, как я обожаю премьеры!

Слава богу, Зигмунд ни при чем. Это все из-за приема у Зелински.

На премьеру Марта нарядилась в малиновое шелковое платье с бархатными эполетами и юбкой из множества клиньев, которая походила на полураскрытый зонтик, черные атласные сапожки и французский браслет из черного янтаря, позаимствованный у матери.