Любовница коменданта

— Нет еще, — отозвался один из присутствующих, когда впустивший меня человек в черной форме обвел глазами собравшихся. — Рейнхарда еще нет.

— А без него мы не можем начать, — объяснил мне некто с худощавым лицом и длинным носом. — Вы — фон Вальтер, не так ли?

— Да.

— А я…

— Да, я знаю, — перебил я его, и он улыбнулся. Мы обменялись рукопожатиями. — Я польщен тем, что вы рекомендовали меня.

— Мы немало наслышаны о вас, фон Вальтер. Кажется, вы именно тот человек, который нам нужен.

— Надеюсь оправдать ваше доверие, герр…

— Зовите меня просто Адольфом. Меня назвали так в честь фюрера, — сказал человек с длинным носом, и все присутствующие рассмеялись. Он взял меня под руку и повел в комнату для заседаний. — Как я указал в приглашении, после совещания будет подан завтрак, а пока давайте-ка чего-нибудь выпьем. Я представлю вас гостям.

— Прибыл Рейнхард, — сообщил кто-то, и все направились в комнату вслед за нами.

— Сейчас начнется потеха, — шепнул Адольф, придвигаясь ко мне поближе.

Рейнхард стремительно вошел в комнату и приветствовал всех кивком головы. Пока мы рассаживались вокруг овального стола, Адольф продолжал тихонько переговариваться со мной.

— Я слышал, что фюрер пересмотрел свою политику в отношении евреев: теперь уже речь идет не о депортации, а об уничтожении, — сказал Адольф.

— Да, — ответил я, доставая из портфеля кожаную папку. — Меня просили изучить кое-какие вопросы.

— Вы беседовали с Руди? — спросил Адольф.

— Да.

— Где, по вашему мнению, можно было бы разместить концлагеря?

— Мы наметили несколько мест, достаточно отдаленных, но в то же время расположенных вблизи железнодорожных линий.

— Что вы предполагаете использовать: пули или газ? — спросил Адольф, в то время как председательствующий раскрыл толстую папку и жестом приказал подать ему стакан воды со льдом.

— Газ, — сказал я.

— Сколько времени, по мнению Руди, это займет? — спросил Адольф, вооружившись ручкой, чтобы делать заметки по ходу собрания.

— От трех до пятнадцати минут, — сказал я, переложив пистолет поудобнее, — в зависимости от климатических условий.

— Газ, — повторил Адольф и кивнул. — Газ — это хорошая идея.

— Пуля или газ? — проговорил я, расстегнув кобуру и положив ее на стол. — Пуля. Лучше пуля. Я не трус.

Я подтащил свой стул к противоположной стороне стола и стал придвигаться к девушке, пока наши колени не соприкоснулись. Вынув пистолет из кобуры, я наклонился к ней, показывая отливающую темным блеском изящную стальную вещицу. Она не шелохнулась, когда я положил пистолет ей на колени.

— Freiheit[1], — сказал я.

И снова она не шелохнулась. Я откупорил третью бутылку шампанского, надеясь, что это придаст ей смелости, и светлая пенистая жидкость потекла по моим рукам и запястьям. Ее бокал оставался нетронутым. Я взял его и поднес ей ко рту. Она отпила немного и поставила бокал на стол. Я пил прямо из бутылки.

— Du. Freiheit[2], — сказал я, одной рукой указывая на пистолет, а другой поднося бутылку ко рту.

Она по-прежнему не двинулась с места.

— Freiheit. Freiheit.

Я потянул на себя затвор и сунул пистолет ей в руку.

— Du. Freiheit.

Я ткнул пальцем в приколотый на груди слева серебряный орден, полученный за ранение, давая ей понять, что мне совсем не страшно. Она посмотрела на серебряный овал с изображением металлического шлема на фоне двух скрещенных мечей. С помощью жестов я объяснил ей, куда нужно стрелять — рядом с этим орденом. Я сделал глубокий вдох, расправил плечи, посмотрел на нее и кивнул. Дым от тлеющих в пепельнице окурков поднимался вверх. Видя, что она не собирается стрелять, я схватил ее за руку и заставил встать. Я вложил пистолет ей в руку и сомкнул ее обмякшие пальцы вокруг рукоятки.

— Du. Freiheit, — повторил я.

Я приставил дуло зажатого в ее руке пистолета к своей груди.

— Feuer![3]

Девушка несколько сморгнула и посмотрела на пистолет. Потом на меня, потом снова на пистолет. Она нахмурила брови.

— Ja, — сказал я, вскинув голову и отпустив ее руку. — Freiheit.

Ее рука беспомощно повисла.

— Nein, nein! — воскликнул я. — Feuer.

Пистолет с грохотом упал на пол между нами. Она не понимала меня, а я в то время не мог изъясняться ни на одном языке, кроме немецкого. Я в очередной раз попытался объяснить ей, что от нее требуется, но бесполезно.

— Нет, нет, — сказал я. — Вы меня не поняли. Я же говорю, что не помню ее имени.

— Как я могу помочь вам разыскать эту женщину, если вы не знаете даже ее имени? — ответила сотрудница Красного Креста, наморщив лоб.

— Она — автор этой книги, — сказал я, выкладывая книгу на стол.

Женщина взяла в руки книгу, раскрыла ее. Я обвел глазами помещение, забитое до отказа толкающимися в длинных очередях заплаканными, оборванными людьми. Некоторые из беженцев сидели на истрепанных тюках, но у большинства не было никакого имущества. Какая-то женщина с громким воплем повалилась на пол, вызвав сумятицу в очереди. Двое сотрудников вскочили со своих мест и кинулись к несчастной. Беженцы с ужасом смотрели на нее. В окна хлестал дождь.