Любовница короля

Закрывшись у себя в комнате и сняв платье, Терез-Бернадин решила немного отдохнуть на огромной удобной постели и поразмышлять. Удастся ли ей найти общий язык с этим странным человеком, с принцем, который, похоже, не очень-то разговорчив и явно не ловок в умении вести светскую беседу? С другой стороны, он так по-мужски привлекателен… высокий рост… светлые волосы, голубые глаза… Сама она всегда легко ладила с мужчинами. Вернее, почти всегда. Судя по количеству денег, которые принц выслал для приобретения ее нового гардероба, он отличался щедростью. Но разве может дама в подобных случаях точно знать, чем руководствуется при этом мужчина? Щедрость может оказаться элементарной приманкой.

А каким он будет в постели? Она уже пыталась вытянуть что-нибудь из Бека о предыдущих любовных похождениях принца. Но тот, будучи верным слугой, сказал лишь, что работает у его высочества не так давно и за это время не успел заметить за ним каких бы то ни было связей с дамами.

Впрочем, его прошлые связи женщину не волновали. Она считала, что даже лучше, если бы он оказался опытным в таких делах, если бы оба они оказались в равных условиях: она — познав страсть в постели с бароном и маркизом, а он — тоже с кем-то, до кого ей не было никакого дела.

Они ужинали вдвоем. Терез-Бернадин надела вечернее платье с глубоким вырезом, скроенное по последней моде. У красавицы явно утонченный вкус, заметил принц. Интересно, какое содержание ей назначить? Пока ужинали, он отметил про себя, что будущая дама сердца приятная собеседница — не трещит без умолку и вместе с тем всегда с готовностью откликается на его неуклюжие потуги завести разговор. Он также удовлетворенно заметил, что она мало выпила за вечер — всего лишь немного вина. Эдуарду не нравились женщины, стремящиеся угнаться за мужчинами в опустошении графина.

Потом дама спела для него. Принц был очарован ее приятным, ровным и чистым голосом. Может, ему действительно повезло и он не будет стыдиться ее соседства рядом с собой во главе стола, с удовольствием наблюдать, как она развлекает его гостей… а после их ухода наслаждаться ее близостью?..

И все же постепенно Эдуарда начали одолевать сомнения. Он вдруг понял, что не может навязывать ей свое общество. Не имеет права вторгаться в ее комнату… в свою комнату, которую отдал ей. Может, ему следовало снять для любовницы квартиру? Но эта мысль привела Эдуарда чуть ли не в бешенство, ведь до сих пор ни одна женщина не производила на него такого впечатления. Может, это и есть то самое редкое, столь превозносимое всеми чувство, называемое любовью?

Когда он поднялся из-за стола, в его голосе прозвучали решительные нотки:

— Поскольку я встаю с первыми проблесками зари, мадам, то имею обыкновение ложиться рано. Да и у вас сегодня выдался нелегкий день.

Не зная, что именно подразумевал он под этими словами, гостья ответила с улыбкой:

— Тогда и я, месье, скажу вам bonne nuit…

Поцеловав француженке руку, принц не без тяжести на сердце пожелал ей спокойной ночи по-английски.

Терез-Бернадин медленно поднималась по лестнице, гадая, соизволит ли принц навестить ее сегодня ночью. Никаких намеков на это он не сделал, впрочем, мысли его явно витали где-то далеко.

Раздеваясь, она слышала, как за стеной Эдуард ходит по комнате. Надев прозрачную кружевную ночную сорочку, она распустила локоны и долго лежала, припоминая обрывки вечернего разговора.

Принц сказал, что она должна чувствовать себя хозяйкой дома. Что он имел в виду? Что она должна стать чем-то вроде экономки на высоком положении? Нет, только не это! Ведь он велел подыскать надежную, достойную доверия личную горничную. И предоставил свою карету. Велел купить больше одежды и сообщил, что драгоценности будет покупать для нее сам.

К концу ужина он все же избавился от напыщенности и скованности, за которыми поначалу укрывался, как за стеной, и Терез-Бернадин увидела перед собой обычного человека, открытого и дружелюбного, с мальчишескими повадками. Судя по всему, он просто боялся торопить события, но… видит бог, она впервые встретила мужчину, отказавшегося от возможности лечь с нею в постель.

А в соседней комнате Эдуард маялся на своей узкой железной кровати. Он обзывал себя дураком, зная, что за стеной мог бы найти успокоение в уютной мягкости не только пуховой перины, но и… объятий столь восхитительной женщины.

«Что останавливает меня? Если я и в самом деле влюбился, почему не спешу к ней? Почему мне не хватает смелости открыть дверь и войти к ней без приглашения?»

Ответ пришел внезапно и ошеломил Эдуарда своей простотой. Как бы смешно это ни выглядело, но это действительно была любовь. Превозмогая желание, он теперь твердо знал, что сначала должен ухаживаниями добиться ответного чувства. Дождаться, когда она сама скажет: «Moi, aussi, mon amour. Je t'aime» [3]. Только тогда, и не раньше, он смог бы заключить ее в объятия, зная, что теперь она по-настоящему принадлежит ему — и телом, и душой.