Любовница короля

Лишь в конце октября они прибыли в Брюссель. Жюли была в восторге — так ей понравились дом, парк, лужайки, фруктовый сад и, к величайшему изумлению Жюли, просторные конюшни.

— Но, Эдуард, я думала…

— Ты думала, что я так и буду жить, имея в своем распоряжении всего одну лошадь? Non, non, ma chйrie. Я привез сюда своего жеребца… Он заработает для меня много денег. А еще мне понадобятся лошади для двуколки и ландо… Придется обзавестись конюшими, кучерами… Но ты не бойся, моя прелесть… все будет хорошо.

Вскоре они начали получать приглашения от бельгийского двора, и светская жизнь потекла своим чередом — званые ужины, вист, театры… Однако Эдуард не забросил деятельности для английских благотворительных обществ. Каждую неделю из английского посольства ему доставляли не менее полутора сотен писем, так что в помощь себе он вынужден был нанять личного секретаря и по-прежнему нуждался в помощи двух армейских сержантов.

Постепенно жизнь их вошла в размеренное русло — Жюли занималась рукоделием, подробно изучая модные журналы, а Эдуард, похоже, был вполне доволен своей работой, книгами и лошадьми.

Настало Рождество. Оно прошло весело, так как двери всех домов были открыты для Эдуарда и Жюли. Потом нахлынула весна, превратив сад в буйство ароматов и красок, словно специально подобранных для того, чтобы приветствовать Марию Фитцхерберт, которая, не забыв своего обещания, приехала погостить. Прожив в Брюсселе год, Жюли уже считалась одной из самых приятных и радушных тамошних хозяек. Эдуард прослыл человеком отзывчивым и надежным, к кому всегда можно обратиться за помощью. Снова близилось Рождество, уже второе после их отъезда из Англии, куда их, как ни странно, совсем не тянуло.

Брюссель всю ночь утопал в густом тумане, который не рассеялся и к рассвету. И все же в это раннее воскресное утро несколько семей выбрались из дому, чтобы посетить церковную службу. Им было странно слышать гулкий лошадиный топот по булыжной мостовой и не видеть ничего, кроме мелькающей во мгле темной фигуры всадника, галопом мчащегося к дому герцога.

Эдуард и Жюли удивленно переглянулись, когда им доложили, что из Англии прибыл… специальный курьер. Эдуард с опаской вскрыл письмо, торопливо прочел его, потом, передав Жюли, только воскликнул: «Шарлотта!» — и, отвернувшись к окну, уставился в туман. Они знали, что Леопольд ждет не дождется рождения первенца… И вот теперь новость — младенец, мальчик, родился мертвым, а Шарлотта, милая юная Шарлотта, скончалась в родах.

Жюли подошла к Эдуарду, стараясь утешить, но не смогла слова молвить. Внезапно Эдуард повернулся к ней и закричал:

— Я знаю, что стало причиной! Это проклятое кровопускание… единственное лечение, на которое они способны! Миссис Фитцхерберт говорила нам, что врачи постоянно подвергали ее кровопусканию. Бедная маленькая принцесса!..

— И бедный принц Леопольд! — прошептала Жюли.

Она лежала на постели. В камине ярко горел огонь, распространяя вокруг живительное тепло. «Что со мной? Память возвращалась быстро. Я ездила в церковь на мессу. Был жуткий холод. Когда вернулась, Эдуард уже позавтракал. Пока слуга наливал мне чай, я заглянула в газету… Боже!.. Значит, все-таки правда? В газете писали, что все неженатые королевские сыновья-герцоги должны немедленно жениться, чтобы обеспечить трон наследниками. Нет! Только не Эдуард! Уильям старше. Он уже стал отцом десять раз. Вот пусть Уильям и…»

Она вспомнила, как из груди у нее вырвался крик… потом Жюли упала на пол… Эдуард унес ее на руках наверх и там вверил заботам горничной.

«Но почему он сейчас не придет ко мне? Не успокоит, не убедит в том, что мне не о чем волноваться? Неужели идея жениться на молодой женщине и обзавестись ребенком заинтриговала его? Почему он до сих пор не пришел? А ведь я не отпустила бы его. Почему?»

Они прожили вместе двадцать семь лет. Жюли понимала, что рассуждает как злая и ревнивая собственница, но ничего не могла с собой поделать при одной только мысли, что Эдуард мог находиться в объятиях другой женщины, заниматься с ней любовью и дать жизнь ребенку… Ребенку, которого он с гордостью мог бы предъявить всему миру. Нет! Нет и нет!

Но, даже выкрикнув это «нет» вслух, она понимала всю его тщетность.