— Боитесь, что я вас отравлю? — спросил он. — Что ж, право ваше. Так вернемся к нашему вопросу. Я мужчина, госпожа. Не буду лукавить и признаюсь, что порой Роза пробуждала во мне желание. Не знаю, как это переносят женщины, однако ж, я, наблюдая, как моя милая девочка цветет и благоухает, первым делом бежал к жене. По всей видимости, семейные устои с близостью с членами семьи как-то на меня повлияли. Однако ж, я бы никогда не посмел коснуться дочери. Та, кому я читал сказки на ночь, убаюкивал, пока жена крепко спала, холил и лелеял. Как я посмею сорвать этот прекрасный цветок? Остальные члены семьи не такие. Не буду вас обманывать и сразу раскрою небольшой секрет. Коли вы уже здесь, а на пути у вас остается только столица, там живут только грешники, госпожа Масур.
— Почему вы об этом так открыто говорите?
— Потому что мне больно.
— В каком смысле?
Стивен сделал ещё пару глотков и начал крутить кубок в руках.
— Вы бывали когда-нибудь на очень большом и очень пыльном базаре?
— Бывала, — кивнула Алекса. — Благодаря Ивару я много где побывала. Одним из таких мест стал невольничий рынок в городе Шадаш. Там продают рабов, евнухов и наложниц. Там же продали и меня.
— Как вам ощущения?
— Какие могут быть ощущения у женщины, которая стоит посреди большого зала, размалеванная, словно портовая шлюха в таких одеждах, что, боюсь, краткое описание наряда пробудет в вас жеребца, и вы ускачите к жене, где мужчины начинают торги? Только там покупают ни скот, ни продукты, а женщин.
— Приятно, что вы так печетесь о моей мужской силе, — улыбнулся Стивен. — Но моё время давно подошло к концу, поэтому вернемся к нашей увлекательной беседе. Вы отметили, как проходят торги, даже в какой-то степени приняли в них участие. Я прошу прощения, если мои слова вас оскорбляют, однако ж, получив примерное представление, вспомните дворянский квартал, где вы жили, когда герцог Масур возводил фамильный особняк. Прекрасное место, не правда ли? А теперь представьте, что в тени столь изумительно королевского дворца весь мой род занимается базарными делами. Они не торгуют, а обменивают. И речь далеко не о вещах, животных или даже наложницах. В этом дивном месте передают друг другу детей, внуков, братьев и сестер. Глядя, как милая тринадцатилетняя графиня Остин едет в экипаже, махает веером и улыбается прохожим, никому не придет в голову, что её сегодня подарили на ночь маркизу из рода Остин, а завтра вечером, когда она снова оденет свои лучшие одежды и сядет в экипаж, у неё будет назначена другая встреча. Только с другим человеком и на другом конце квартала.
— Вас это забавляет?
— Немного, — признался Стивен. — И дело вовсе не в том, что происходит в городе. Мне претит одна мысль о том, как члены моей семьи делят детей. Меня радует, что появилась та, кто сможет положить этому конец.
— Забавно, — промолвила Алекса. — Никогда бы не подумала, что кто-то из рода Остин будет с улыбкой на устах радоваться, что скоро вся его семья сгинет в анналах истории. Господин Остин, меня заботит вот какой вопрос. Я собираюсь поехать в столицу, ворваться туда армией с земли, флотом с моря. Все мои действия погубят тысячи людей, чтобы истребить пару десятков ваших родственников. Вас это ничуть не беспокоит?
— Вы интересуетесь моим мнением? Или ищите у меня одобрения?
— Стоит заметить, меня прельщает беседа с таким образованным человеком. Я так много лет жила вдалеке от цивилизации, что позабыла, как это делается. Разговор с вами греет мне душу. И все же ваше мнение находится далеко не на первом месте в списке моих малочисленных союзников, а одобрение, по правде говоря, вещь переоцененная. Меня интересует то, как вы ко всему этому относитесь. Стоит ли уничтоженный город, тысячи загубленных жизней того, чтобы покарать вашу семью? Они в любом случае умрут. Я лишь спрашиваю о плате.
— Если коснуться истории, я остаток жизни буду перечислять правителей и монархов, каких-нибудь жалких маркизов, которые построили власть на костях невинных. Были такие случаи, когда король решал проучить жалкого графа и сжигал целые города. Не сердитесь, госпожа Алекса, однако ж, ваша вендетта моей семье, по сравнению с тем, что делали куда более суровые люди, выглядит довольно жалким спектаклем. История написана кровью, как говаривал один мудрец, который лечил мой артроз. Скажу проще: не разбив яиц, омлета не приготовишь.
Он допил молоко и поставил кубок на стол.
— Зачем вы меня об этом спросили? Хотели потешить своё самолюбие? Или ищите оправдание своим деяниям?
— Затем, что из-за вас я стала такой, — призналась Алекса. — Вы меня создали. Вся ваша ложь, обман, коварство и жестокость сделали меня Предвестницей. Той, кто собирается покарать…