— Не хочешь встретиться? Заодно и проведешь воспитательную беседу — тебя он всегда охотнее слушает — ты же всегда хорошая и добрая. Погуляем в парке у бизнес-центра. Давно не виделись. Я соскучилась. Да и Лео. Все уши мне прожужжал. Он будет рад.
Речь была отрывистой, монотонной. Я чувствовала, что она хочет что-то сказать. Между строк. Боится прослушки коммуникатора. Да и парк департамента — ни одна живая душа не даст гарантию, что он не накрыт «сетью».
Я улыбнулась и кивнула:
— Договорились.
— В пять нормально?
— Отлично.
— Тогда до встречи.
Кейт отключилась. Изображение свернулось искрящейся полосой и исчезло, но я все еще смотрела туда, где был экран. Надеюсь, очередная бестолковая дурь, которая показалась ей важной. Кейт паникерша, умеет цепляться к мелочам. У меня нет никаких проблем с департаментом. С Полом все отлично. Миссис Клаверти мною довольна и даже прислала корзину шоколада с милой открыткой — поздравила с дебютом в Торговой Палате. Да все просто прекрасно — не надо лучше. Я даже перестала вспоминать об аль-Зарахе, будто он перестал существовать.
Я глубоко вздохнула, отгоняя тревожные мысли: Кейт — это просто Кейт. За это я ее и люблю. Ее и Дарку.
Увиденное на приеме который день не давало мне покоя. Вновь и вновь перед глазами вставал стройный силуэт и знакомые кудри, собранные в хвост. Я не ошиблась — Дарку ни с кем не перепутаю. Выходит, она работала официанткой… Но как девчонку из Муравейника занесло на подобное мероприятие? Случайных людей там не бывает — тем более, официантов. Вся обслуга такого ранга принадлежит социальному департаменту. Они проходят обучение и бесчисленное количество проверок. Дочери шлюхи там делать нечего. Меня бы тоже не взяли. Шанс дают лишь в Центре, где значение имеют только личностные качества. А прошлое… считается, что мы выходим совсем другими людьми.
Знаю, что меня так зацепило — то, как смотрел на нее этот отвратительный Джед Мурена. Пол сказал тогда, что он редкая сволочь. Похоже на то. У меня не было оснований не верить Полу, тем более, эта характеристика в полной мере совпадала с моими ощущениями.
Мне не давало покоя его лицо. Отвратительное сальное лицо с характерной родинкой над правой бровью. Все время казалось, будто я его где-то видела. Когда-то давно. Или впрямь все лысые как близнецы? Его представили как главу геологической разведки. Наверняка Мурена знал отца. Может, приходил к нам домой… Но если бы он приходил — я бы его запомнила. Такие рожи не просто стереть из памяти.
Я многократно перебирала в голове людей, которые приходили в наш дом. Мало, очень мало. Из-за вечных разъездов. Лишь очень редкие командировочные из геологического ведомства. Даже с немногочисленными друзьями отец общался лишь через коммуникатор. Порой запирался в кабинете с бутылкой виски, и я слышала из-за двери лишь гул разговора. Он называл это посиделками. Я всегда смеялась, потому что это название казалось мне совершенно женским.
Но в эту старую жизнь Мурена не вписывался. Память каждый раз упрямо подсовывала одну и ту же сцену. В тот вечер я возвращалась домой. Болтались в Даркой по улицам Муравейника дотемна. У подъезда стоял новый эркар на сирадолитовом движке. Бесшумный и блестящий. Из Большого Каварина — в Муравейнике таких не было. Я поднялась к отцу в мастерскую, сказать, чтобы он шел ужинать, но застала ужасную картину. Незнакомые люди, кажется, четверо. И отец, который стоял у стены, выставив открытые ладони. Такой жест делают, когда хотят что-то остановить, отгородиться. Папа увидел меня и выгнал. Грубо, повысив голос. Почти истерично. Велел идти домой. Он никогда не кричал. И голос не повышал. Я спустилась со ступенек мастерской, прошла мимо эркара. Дверца была приоткрыта, и я увидела сидящего на пассажирском сиденье мужчину, укрытого тенью.
Тогда я просто прошла, не слишком вглядываясь. Но теперь мне казалось, что я разглядела лысый череп и родинку над бровью. Отец тогда вернулся совершенно потерянный. Долго плескался в ванной за закрытой дверью, но мне ничего не сказал. Это было за пару дней до его ареста.
Но я не была уверена. Ни в чем не была уверена. Я слишком хорошо знала силу воображения, когда мозг охотно замещает действительное желаемым или надуманным. Можно уверить себя в какой угодно чуши, и она станет казаться правдой. Стоило мне услышать о чужой болезни — и начинало болеть все то же самое. Говорят, даже бывает ложная беременность со всеми физиологическими особенностями. Но причина лишь в голове. Мурена мне не понравился. Просто не понравился. И то, как он смотрел на Дарку…