Его пальцы переместились на мою талию, и я почувствовала, как его тело задрожало, когда он яростно вошел в меня. Он вскрикнул, закрыв глаза, произнося хриплым голосом странные, гортанные слова, языка которого я не знала.
- Кофе? - спросила я.
- Пожалуйста, - сказал он хриплым голосом у моей шеи.
Я улыбнулась ему, когда встала, но он отвернулся от меня к окну.
Когда я вернулась в гостиную, он был одет в джинсы и мягкую, темную рубашку.
- Спасибо, - сказала я. – За кофе.
Он не ответил, и я глубоко вздохнула.
- Ты хотел поговорить? - спросила я, понизив голос и обхватив руками кружку.
Он вздохнул и наклонился ко мне, зарывшись лицом в мои волосы, глубоко дыша. Он долго молчал, наши груди вздымались и опускались в унисон, мое сердце дико трепетало.
- Это может подождать, - сказал он, наконец, его голос был мягким и низким.
Мои плечи немного расслабились. Я открыла рот, чтобы спросить, что за резкие слова он произнес на незнакомом языке, но момент показался каким-то хрупким, и я передумала, сказав совсем другое.
- Итак, я еду в Исландию.
Он не ответил.
- Ну, ты понял, в Исландию, - повторила я. - Дом викингов?
Его губы сложились в слабую улыбку.
- Да, я знаком с Исландией.
- Ну, я пробуду там три недели. В Рейкьявике. Ты мог бы показать мне достопримечательности. - Я провела пальцами по его шее, нежно потянув за мочку уха.
Локи ничего не ответил. Восходящее солнце было ярким, блестящим диском, затемненным быстро движущейся толпой облаков, а затем вновь появившемся. Я перестала играть с мочкой его уха и положила руку ему на грудь, чувствуя слабую глухую вибрацию его сердцебиения. Он притянул мою руку к своему рту, нежно целуя мои пальцы.
- Спасибо, - пробормотал он. - Наслаждайся Исландией.
- Увидимся там, - сказала я, когда он исчез.
***
Мой рейс вылетел из аэропорта О’Хара десять дней спустя. За эти десять дней я больше не видела Локи и старалась не думать об этом, хотя обычно я виделась с ним, по крайней мере, раз в неделю, а в начале апреля это случалось почти каждую ночь. Мне нужно было просто обхватить пальцами кулон и думать о нем, чтобы он появился.
Я села на кровати и обхватила пальцами кулон.
- Я уезжаю завтра, - прошептала я пустой комнате. - Я бы хотела тебя видеть.
Ничего. Я вздохнула и прислонилась головой к стене, глядя на картину, которая так напоминала мне его доспехи. Может, надо зажечь свечи? Я встала с кровати, зажгла свечи, сняла пижаму. Села обратно на середину кровати и обхватила кулон обеими руками.
- Я скучаю по тебе, - сказала я.
Мои слова эхом отразились от стен. Ничего. «Я хотел бы поговорить с тобой», - сказал он. Но почему? Что случилось? Что я сделала не так? Я отрицательно покачала головой.
В отчаянии я стукнула кулаком по подушке и встала с кровати, чтобы посмотреть, не осталось ли у меня снотворного.
***
Мое сердце воспарило, когда я спустилась с трапа в Рейкьявике. Это был мой первый международный рейс, моя первая поездка за пределы страны. На самом деле, моя первая поездка куда угодно, кроме Калифорнии и Чикаго. И, возможно, одной ночи в Берлине.
Как только я вошла в яркий, сверкающий аэропорт Рейкьявика, то почувствовала, что с таким же успехом могла бы носить большой, блестящий значок: «ОФИЦИАЛЬНО ВЗРОСЛАЯ». Я нашла багажную квитанцию, поймала такси и зарегистрировалась в гостиничном номере сама, неся новую красную сумку и соответствующий чемодан.
Мой номер в отеле был чистым и светлым, с видом на сверкающую гавань Рейкьявика. К тому же он был крошечным. Очень, очень маленьким. Узкая белая двуспальная кровать занимала всю комнату, не было даже письменного стола.