Лора и Вэнс уехали из Чикаго две недели спустя, в тот же день начались занятия. Новая работа Вэнса оплачивала грузчиков, так что им точно не нужна была помощь. Но я все равно пришла помочь. Их уютная маленькая квартирка была совершенно голой, с несколькими пластиковыми ящиками будильников, бутылочками шампуня и полотенцами. В их спальне был надувной матрас. Простыни были засунуты в пластиковый пакет для покупок, одеяло быстро сложенным лежало сверху. По какой-то причине на мои глаза навернулись слезы при виде спутанных простыней и одеяла, которое они делили.
Я нырнула в ванную и вытерла глаза рукавом, жалея, что не захватила с собой солнцезащитные очки. Затем я вышла, моя спина затекла, пока я помогала Лоре сложить надувной матрас и засунуть его в багажник их машины.
- Если мы отправимся сейчас, - говорил Вэнс, - то сможем добраться до Ньюарка к полуночи. Квартира на Манхэттене будет готова для нас завтра с девяти утра.
Лора повернулась ко мне, и на этот раз в ее глазах стояли слезы.
- Береги себя, - сказала она, обнимая меня.
- Ты тоже, - пробормотала я.
Вэнс пожал мне руку и притянул к себе, обнимая. А потом они забрались в машину, и двери захлопнулись. Они помахали в окно, когда Вэнс отъехал, направляясь к шоссе.
***
Когда я вернулся в свою квартиру, меня ждало письмо от Хемира.
Я улыбнулась. Профессиональный, вежливый, вдумчивый… вот такой Хемир. Я представила, как он сидит за своим столом, его сильные руки тянутся к клавиатуре, возможно, убирая светлые волосы с глаз, когда он печатает.
Я сразу же ответила:
Его ответ зазвенел в моем почтовом ящике менее чем через пять минут:
Я задумалась, не было ли это двусмысленным намерением. Потом я удивилась, почему меня это волнует.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Я вздрогнула всем телом, когда засыпала той ночью. Потом мне стало холодно, очень холодно, будто я пробиралась сквозь ледяной покров.
Я открыла глаза в лесу.
Деревья возвышались надо мной, и низкий белый туман цеплялся за влажную землю. Было холодно, и я обхватила себя руками за плечи.
В ничего. В ничего, кроме темных деревьев, белого тумана. Холодная пустота. Я ускорилась, вытянув руки, пытаясь найти его. Я почувствовала что-то низкое и тугое поясницей, и волосы на моей шее встали дыбом. Что-то было не так.
А потом я побежала, пробираясь между деревьями, холодный воздух разрывал мои легкие.
Темные ветви хлестали меня по рукам и ногам. Туман едва шевелился от моих отчаянных шагов.
Я села на кровати, хватая ртом воздух, мое сердце бешено колотилось, рука сжимала пустое пространство между моими грудями, где раньше висел кулон Локи. Я была одна, в груди было пусто и больно. Я подтянула ноги к подбородку и зарыдала, пока восходящее солнце не начало заливать стены моей одинокой спальни.
***
В ту субботу я поздно встала и пообщалась с Хемиром. А потом снова в следующую субботу, и в последующую субботу, пока это не стало нормой. Нам с Хемиром хорошо работалось вместе, профессионально. Работа над Локисфеном была сделана менее чем за месяц. Это была хорошая работа, и я гордилась ею, даже если было немного больно, когда я каждый раз печатала имя «Локи». Наша статья была принята к публикации почти мгновенно, и тот же журнал даже проявил интерес к нашему анализу резьбы в Слинденнаре, повествующей о Рагнарёк.
- Нам лучше провести анализ, - сказал Хемир, и я рассмеялась.
- Уверена, что мы сможем сделать это вместе, - сказала я, зевая. В Чикаго был почти час ночи, в Рейкьявике - почти семь утра.
- Устала? - спросил он.
Я покачала головой, а потом рассмеялась над собой, понимая, что он меня не видит.
- Нет, я в порядке. А ты?
- Тоже в порядке. - Я чувствовала, что он улыбается, и это тоже заставило меня улыбнуться.
- Эй, послушай, - сказала я, взглянув на свой календарь Google. Звонок Хемира забил каждый субботний вечер. - Я полностью монополизировала твои субботние вечера. Или, как знаешь, твои воскресные утра.
Хемир рассмеялся.
- Нет, правда, - сказала я. - Если у тебя есть что-то более интересное по субботам…
- А что может быть интереснее, чем беседа с тобой о резьбе на тему Рагнарёк?