Любовница от первого брака

– Умер. – Все как один собравшиеся кивнули и так же хором ответили: – Но как же хоронить, если тела нет? А помянуть – это святое дело. Как душе-то без помина? – испугано загалдели мужики, словно в нашей власти было запретить им напиться.

– Товарищи! – Алина подняла руку, требуя внимания. – Помянуть соседа – святое дело. Но давайте по порядку. Что случилось с Глебом?

– Кошмар! Кто бы мог подумать….

– Живешь и не знаешь, кто на твою жизнь позарится…

– Звери…

– И, по большому счету, брать у него особо было нечего…

– А я ему «чирик» так и не отдал… Сниться теперь будет…

– Что «чирик»?! Нам теперь придется за него свет оплатить…

– А не знаете, кому комната его достанется?

– Поповым.

– Нет, Барсюкам.

– Почему Барсюкам? У Кукушкиной трое детей.

Они опять загалдели, каждый норовил высказаться.

– Подождите, не все сразу. Вот вы… – Алина в упор посмотрела на мужчину в полосатых штанах. – Вы можете рассказать, когда умер Глеб? И от чего?

– Нет, – пошли на попятный «полосатые штаны». – Пусть лучше Иван расскажет. Он живет через стенку. Он запах учуял, с него и спрос.

– Почему с меня спрос? Я не виноват, что у вас у всех носы только водку могут унюхать, – обиделся Иван, мужчина средних лет, с виду чем-то похожий на Евстигнеева в роли подпольного миллионера Корейко. Такое же худощавое лицо, длинный нос и залысины до самой макушки.

– Никто не обвиняет тебя, Петрович. Просто боимся, что дамочки нас не поймут. А ты с языком в ладах. Кому, как не тебе, рассказывать? – польстили Ивану Петровичу мужики, поддержав «полосатые штаны».

– Всегда я, и только я. С полицией разговаривай – я. С родственниками – я, – пробурчал Петрович. – Вот теперь с этими тоже я.

– Ну не сердись. Видишь, какие симпатичные женщины, Глебом интересуются. Вот похоронят парня, и никто о нем не вспомнит. Пусть хоть сейчас побудет в центре внимания.

– А вот интересно, женщины, вы откуда будете? – полюбопытствовал Иван Петрович и окатил нас подозрительным взглядом.

– Мы? – Алина изобразила на лице удивление, как будто он и впрямь мог знать, кто мы такие. – Мы? Мы из газеты, заказывали Кожухову сделать репортаж об одном городском мероприятии. Он еще два дня назад должен был принести в редакцию фотографии. Его нет и нет, а завтрашний номер должен выйти с фотографиями. Вот мы и приехали… Ждали, ждали…

– Можете не ждать. Два дня назад он уже ничего никому не мог принести, – оповестили «полосатые штаны». – В понедельник Ванька почувствовал неприятный запах. Несло из-за двери Кожухова, тогда же мы и узнали – нет больше Глеба. Правильно я говорю, Ванька.

– Кому Ванька, а кому и Иван Петрович, – Иван смерил недовольным взглядом соседа. – Я вообще-то сейчас в отпуске. Всю прошлую неделю теще в деревне картошку сажал, жена осталась, а я вернулся в понедельник утром. Слышу, из комнаты Глеба какой-то падалью несет. Постучал – не отвечает. В окно заглянул – не видно. У бабки Матрены спросил: «Глеба сегодня видела? И чем из его комнаты воняет?» Но Матрене же в обед сто лет стукнет, что она может помнить? Хотя таки вспомнила, что в пятницу тот перебрал маленько. Постучал еще раз – глухо. Дождался, когда придут с работы мужики, мол, так и так, что-то за стенкой не то. Вскрыли замок, а он, в смысле Глеб, уже разлагаться начал. Жара ведь стоит… Вызвали полицию. Менты труп с собой увезли. А мы побежали на почту, родственникам телеграмму отбить.

– Комнату опечатали? – спешно спросила Алина.

– А что там опечатывать? Шкаф, диван и телевизор черно-белый?

– А фотографии?

– Дамочка, там этих фотографий пруд пруди.

– А можно их посмотреть? – осторожно спросила я.

– Это вы у сестры Глеба спросите. Видите, она у стола стоит, колбасу нарезает? Сегодня утром приехала. Хорошая женщина, сердечная. Тело брата в Херсон повезет хоронить, а нам вот стол накрыла, чтоб и мы помянуть соседа смогли.

– А отчего Глеб умер? Его убили?

– Ну не сам же он на ножичек напоролся? – подключился к разговору еще один сосед.

– Его зарезали?

– Да, в пятницу ночью возвращался домой, по дороге его и подрезали. Матрена, старая клуша, видела, как он сгорбленный в барак зашел. Подумала, что пьяный, никому не сказала, наутро вообще забыла и вспомнила лишь тогда, когда Иван Петрович трупный запах почуял.

– Как же так? В бараке столько человек живет? Неужели никто не слышал стоны умирающего человека за стенкой? – не поверила я. – Или Глеб сразу умер?