Мы останавливаемся возле машины, но вместо того, чтобы открыть передо мной двери, Доминик притягивает меня к себе. Сгребает в свои объятия, и меня бросает из холода в жар. Мое тело тут же откликается на тепло.
— Я решил жениться на Одри до того, как ты снова появилась в моей жизни.
Признание настолько неожиданное, что я даже не пытаюсь высвободиться.
— И что изменилось сейчас? — спрашиваю как можно более равнодушно.
— Всё.
Ну нет, ничего не изменилось. И я хочу, чтобы так дальше и было. Чтобы Доминик был подальше от меня.
— Я могу не жениться.
Что?
У меня перехватывает дыхание, а глаза по ощущениям сейчас стали круглыми-круглыми.
— И сражаться с вервольфами каждый год?
— Да.
— Зачем тебе это?
— Я хочу, чтобы ты была рядом со мной. Если тебя не устраивают подобные традиции, пусть будет так.
Видимо, моя «Медведица» была совсем пьяная, потому что меня вдруг берет злость на него.
— Почему же ты не обещаешь жениться на мне? — почти рычу я. — Или бросить стаю? Дэн был более романтичным вервольфом.
— Это не сделало тебя счастливой.
И Дэнвера тоже.
Я отталкиваю Доминика:
— А тебе откуда знать, что сделает меня счастливой?
— Так скажи мне, Шарлин, — цедит он. — Скажи, что тебе нужно.
— Тебя я точно не хочу!
Движения Доминика слишком быстры, чтобы я могла уловить их: поэтому у меня не получается увернуться от поцелуя и от того, как сталкиваются наши тела, как тесно прижимает он меня к себе. Он целует меня властно, будто старается подавить мою волю, и вместе с тем нежно. Так, что мне становится плевать и на холод, и на снег. В груди словно вспыхивает пожар, который совершенно точно не должен там вспыхивать. Я с рычанием подаюсь вперед, целуя его в ответ, хочется скользнуть ладонями под рубашку, чтобы почувствовать его сильнее. И чтобы этот поцелуй длился вечность.
Доминик отстраняется также резко.
Оглушенная собственными чувствами, я не сразу нахожусь с ответом. А когда уже нахожусь, передо мной открывают двери автомобиля.
— Садись в машину, Шарлин.
ГЛАВА 9
Эту ночь я провожу в той же комнате, а Доминик уходит к себе. Провожу — именно то слово, которое полностью характеризует время до рассвета, потому что уснуть у меня не получается. А не сплю я из-за того, что продолжаю прокручивать в голове прошедший вечер.
Наше свидание.
Слова Доминика.
И разбирать по кирпичикам собственные чувства.
Если раньше я была уверена в них и в том, что делаю, то крутой виток в жизни пошатнул мою веру. Теперь я уже ни в чем не уверена.
То есть все так просто? Мне нужно только его попросить. Будто это что-то изменит.
Доминик по-прежнему останется вервольфом, а я человеком. Но я и так слишком часто это повторяю. Себе. Ему.
Он спросил, что мне нужно, и я осознала, что запуталась. Речь не о том, чтобы разобраться с проблемами, которые свалились на меня благодаря бывшему мужу. А о том, чего я хочу от жизни. Когда я выходила за Дэна, я не думала о будущем, оно мне казалось далеким. Казалось, что вместе мы со всем справимся, все решим. Но, наверное, мы все-таки оба получили не совсем то, о чем мечтали, и продолжали жить в параллельных друг другу мирах.
Прошлой мне было достаточно классного секса и признаний в любви. Слов, что ради меня перевернут весь мир. А нынешней… Нынешней хотелось тепла, домашнего уюта, взаимной заботы, совместных воскресных завтраков и детского смеха. Да, сейчас мне хотелось детей, а может, всегда хотелось. Но у человека и вервольфа общих детей никогда не будет.
Так что, что бы Доминик там ни думал, я не желаю наступать снова на те же грабли. Не хочу даже рассматривать вероятность отношений с вервольфом. Будь это он или кто-то другой.
Но сколько бы я ему об этом ни говорила, Доминик отказывался меня слушать. Хотя и слов любви, в отличие от Дэнвера, не говорил. Он хотел, чтобы я осталась с ним в качестве подружки, и просто хотел. Ему было наплевать, что со мной сложно. Что каждый раз я ему отказываю.
Я считала, что ему быстро надоест моя недоступность. Или быстро надоест, что он получил все, что хотел.
Но нет, он раз за разом говорил, что я стану его.
Он не любит меня. Он словно мною одержим. А я…
Я при всех этих правильных мыслях не могу противиться своему влечению к нему.
К нему? Или к вервольфам?
Что, если это работает в обе стороны?
Под утро эта мысль показалась мне донельзя идиотской. Когда мозг устает настолько, что в голову приходит реальный бред. Но чем больше я об этом думала, тем больше убеждалась в том, что здравое зерно в моем предположении есть.
Во-первых, я никогда не была роковой женщиной. Той, в которую влюбляются все мужчины, умудрившиеся попасть под ее обаяние. Да и внешность у меня вполне заурядная. Я молчу про то, что мужчинам обычно нравились такие милые и послушные девушки, как Венера, которых нужно защищать. Мой же характер полностью оправдывал мужское имя: я предпочитала заботиться о близких сама и редко позволяла заботиться о себе. Поэтому то, что мною увлеклись сразу два вервольфа, было странным и непонятным.