Любовница Синей бороды

Итак, пропала картина. То есть ее украли. Необычного в этом ничего нет, кража произведения искусства для работников милиции – вещь почти естественная. Но в данном музее кража совершена впервые за всю его историю. И второе – украли картину вместе с рамой. А это уже неестественно.

Глядя на стену, Щукин немножко затосковал. С аскетической внешностью, выше среднего роста, всегда аккуратный и суховатый, Архип Лукич Щукин внушал уважение уже одним своим видом, с ним даже начальство разговаривало почти всегда в вежливой форме. На самом деле внешний педантизм и сухость были для следователя прокуратуры всего лишь щитом от людской несдержанности. Разумеется, со временем они вросли в Щукина, но не являлись его сутью. Внутри Архип Лукич совсем другой – мягкий и ранимый. А затосковал он сейчас оттого, что на счету его и так много дел, оставшихся нераскрытыми, и вот это новое, с кражей картины из музея, по некоторым признакам вполне может тоже «зависнуть». Да, настроение у Щукина испортилось.

Пока эксперт с оперативниками исследовали зал и здание музея, выясняя, каким образом грабитель пробрался в святилище древностей, Щукин решил опросить заведующую. Она предложила пройти в ее кабинет, пригласив и девушку в очках, которая обнаружила пропажу. Идя к кабинету, следователь отметил: порядок в музее образцовый, стерильность тут чуть ли не как в больнице – ни пылинки, ни соринки. Заведующую, невысокую женщину лет этак за сорок, с грустными темными глазами и усталым лицом (когда-то, бесспорно, красивым), звали Зоей Федоровной. Щукин, не изволивший посетить этот музей ни разу в жизни, а потому и не знавший о ценностях, хранившихся здесь, задал закономерный вопрос:

– Что за картина пропала, кто автор?

– Автор неизвестен, – скорбно сказала заведующая. – Предположительно ее написал крепостной художник в начале девятнадцатого века.

– О, значит, она не очень ценная?

– Ну, если считать, что сейчас любой антиквариат стоит довольно дорого, то картина представляет некоторый интерес для любителей старины.

– Погодите… Вы хотите сказать, что украденная картина не является произведением искусства? – изумился Щукин.

– Видите ли, картина написана… не рукой мастера. Гораздо большую материальную и художественную ценность представляет ее рама – она искусно инкрустирована ценными породами деревьев и датируется, кстати, тоже началом девятнадцатого века.

– Выходит, украли прежде всего раму? – еще больше изумился Щукин. Это уж неслыханно: какую-то рамку свистнули! Вор что, заболел на голову перед кражей?

Архип Лукич был огорошен: картина не имеет ценности, а ее тем не менее выкрали из стен музея! Так не бывает. Рамки, какие бы они ценные ни были, вообще никто никогда не крал за всю историю человечества. Они же не из золота! И эта тоже. Крадут только произведения искусства сумасшедшей стоимости. Но ведь картину все ж таки украли… Интересно, что ж там за полотно было и чем оно примечательно?

– У вас есть фотографии картины? – спросил Архип Лукич.

– Конечно. Танечка, будь добра, принеси.

Танечка убежала за фотографиями, а Щукин спросил:

– Более ценные вещи имеются в музее?

– Разумеется! – вторично огорошила его Зоя Федоровна. – Меня потому так и поразила кража именно этой картины! У нас есть золотые украшения из курганов, старинные фарфоровые статуэтки, сейчас очень модные. Да и картин известных мастеров у нас несколько штук в экспозиции. Сигнализацию воры отключили, можно было взять их, но…

– А вы проверяли, может, под слоем краски там была еще одна картина, которая и представляла ценность для преступника? – пришло на ум Щукину. – Такое бывает…

– Исключено. Проверяли.

– Как давно она у вас висела?

– Четыре года. Сразу после ремонта мы решили восстановить интерьер бального зала, а картина находилась в запасниках, до этого ни разу не выставлялась.

– Как она попала в ваш музей?

– Сколько себя помню, а работаю я здесь около тридцати лет, столько она и хранилась в запасниках. Ее нашли в одном из купеческих домов.

Танечка – старший научный сотрудник – принесла папку, положила ее перед Щукиным. Он раскрыл, взял первую цветную фотографию.

Это был портрет. Белокурый ангел в женском обличье был изображен на репродукции картины. Волнистые светлые с золотистым отливом волосы окружали ореолом непорочное, по-детски наивное личико, рассыпаясь по розовым оголенным плечам. Капризные пухлые губки тронула, чуть показывая белые зубки, робкая улыбка. А васильковые глаза с удивлением смотрели на мир, в будущее. Казалось, это чудное, сошедшее с небес создание спрашивает потомков: как вы живете без меня? И почему без меня?

– По-моему, картина великолепна, – высказался Щукин.