– Не серчайте, барыня. Сынок ваш в беспамятстве. Буйные оне-с. Лекарь приказали-с в закрытых покоях держать барина и не пущать к ему людей по причине его опасного поведения. Переждите, а? Денька три… Он поправится.
Иона собрался поспорить с лакеем, но Агриппина Юрьевна потянула его к карете, хотя сама была крайне удивлена:
– Можешь объяснить, Иона, как это: буйный и в беспамятстве?
– Не могу знать, – удрученно качнул тот головой. – А как напутал лакей чего? По роже видно – дурак-дураком.
– Уж не знаю, что и думать.
– А ты, Агриппина Юрьевна, у лекаря справься, что барина лечит.
– Непременно справлюсь, непременно.
И справилась.
– Угнетение духа, – таков был диагноз доктора. Видя, что Агриппина Юрьевна не удовлетворилась ответом, он добавил: – Крайне тяжелая форма.
– Отчего же мне нельзя навестить сына? – спросила она. – Слуга сказал, будто вы не велели пускать к нему.
– Учитывая нынешнее состояние Владимира Ивановича, для него ваше появление будет крайне нежелательно. И для него, и для вас, сударыня. Ему противопоказаны волнения, а вам… вам небезопасно видеться с сыном на сегодняшний день.
– Да уж не тронулся ли он умом? – вдруг осенило помещицу.
– В некотором роде, – уклончиво ответил лекарь. – Любое волнение может губительно сказаться на здоровье графа, то есть его рассудок окончательно расстроится.
– Господи! – схватилась несчастная мать за сердце. – Когда ж это случилось? Я недавно гостила у него, и здоровье сына нашла превосходным. На похоронах жены его мы видались, а прошел-то всего месяц!
– Это случилось после несчастья с сыном Владимира Ивановича.
– С Никитушкой?! Какое несчастье? Вы меня пугаете.
– Ах, простите… – спохватился доктор. – Вы разве не знаете? Дело в том, что Владимир Иванович самолично учил верховой езде сына…
– Он же мал еще, – чуть слышно выговорила Агриппина Юрьевна, уже подозревая, какое несчастье постигло внука. – И что с моим внуком? Да говорите же!
– Вашего внука сбросила лошадь… А родные покойной жены Владимира Ивановича сильно с ним поссорились… В общем, неприятная история.
Помещица подскочила с кресла и, не попрощавшись, ринулась на улицу. Желание видеть внука немедленно, убедиться, что он вне опасности, заставило Агриппину Юрьевну тотчас отправиться к матери Лизы, которая на время забрала ребенка. В этом доме ее хотя бы на порог пустили, лакей попросил подождать. Графиня вышла к гостье сама, но остановилась на верхней ступеньке лестницы и ледяным тоном сказала:
– Сударыня, я прошу вас никогда более не переступать порог моего дома. Вы и ваш сын приносите несчастья.
– Но… я хотела… – залепетала помещица. – Что с Ники?
– Он жив, сударыня, жив. Вы и ваш сын никогда не увидят его, я обещаю. Даже если мне придется поставить сюда пушку и стрелять в вас, я сделаю это.
Подобного стыда и унижения Агриппина Юрьевна не испытывала ни разу в жизни. Жар опалил все ее тело, а лицо так в особенности. Только на квартире она рассказала Ионе и о визите к доктору, и о приеме в доме невестки. Управляющий был потрясен не менее, чем она, что-то бормотал в утешение, но это не помогало. Кто же способен внести ясность в неразбериху? Уж точно не Иона, потому слушала помещица его невнимательно, сама же о другом думала. Когда запас слов Ионы истощился, она сказала:
– Не нравится мне все это. Сердце подсказывает – нехорошие дела творятся в доме сына. Вот что, Иона, найми-ка ты парочку людей. Пускай последят за домом, кто приходит туда, кто уходит. А ежели больше чего узнают, так вознаграждением не обижу.
Вопреки негласному правилу «не выносить сор из избы», она пошла на этот шаг, не думая о репутации сына. И уже вечером следующего дня прослушала отчет.
– Владимир Иванович не выходил, к окнам не подходил, – докладывал первый соглядатай, щуплый на вид и рябой. – Приезжала в карете молодая особа, весьма хороша собой, осталась в доме. С нею был юноша ликом бледен. И он остался в доме.
– А я с экономкой господина графа сошелся, но покуда ничего не вызнал, – сказал второй, рослый и на вид пригожий. – Не беспокойтесь, вызнаю, только скажите, сударыня, что вам любопытно?
– Все, – лаконично ответила она. – Все, что связано с жизнью в том доме. А также слухи, сплетни о моем сыне, любые сведения. Оплачу серебром.
Решимость овладела Агриппиной Юрьевной после позорного приема, который ей оказала мать Лизы, а обеспечил позор Владимир. Не поверив в болезнь сына, она вознамерилась вывести его на чистую воду и воздать по заслугам. Больше думала о Наташе, ведь судьба дочери зависела от Агриппины Юрьевны. А о злоключениях своих отписала в Неаполь младшему брату, который давно уехал в Италию, свыкся с тамошними устоями и был весьма доволен. День и ночь вокруг дома сына шастали шпионы, сама же Агриппина Юрьевна занялась поисками концов, то есть каким образом ее недвижимостью распорядился сын. Кнутов Федор Романович писал купчие, поскольку однажды он же писал купчую на дом, где теперь проживал сын, а деньги дала она. Вот Агриппина Юрьевна и надумала справиться у него, как были проданы земли.