– Не ведаю, матушка! – И в сердцах ударил себя по коленям. – Полагаю, тот, кто продал имения. Ключи у тебя и у меня, потому взломаны замки. Последний раз я сюда входил, когда ты положила в ящик мою папку с предложениями и подсчетами средств на новые орудия вспашки. Было это в день, когда приехала Лизавета Петровна. Ты заперла ящик, бумаги были на месте. На следующий день мы уехали. Помнишь?
– Все в точности, – кивнула Агриппина Юрьевна. – Но как, как проданы имения без моего ведома? Я хозяйка всех пяти имений, в приданое Наташе три полагалось, но только когда она выйдет замуж. Об этом есть соответствующие записи, и только я имею право продать их! Так как их продали князю?!
– Сей феномен мне неизвестен! – сердясь, бросил Иона. Видя, что от потрясения Агриппина Юрьевна едва не падает в обморок, он налил ей воды из графина и подал стакан. – Перво-наперво следует узнать, кто приезжал в имение, когда нас не было.
– Но это же… – разволновалась Агриппина Юрьевна, – это же мошенничество! За такое каторга полагается! Каторга! Кто посмел?
– Где хранятся бумаги, знали вы, я, Наташа, ваш сын… Кажись, все.
– Довольно! – взмахнула рукой помещица. – Ты намекаешь, что мой сын способен мать с сестрой ограбить?
– Помилуй, барыня, я ни на что такое не намекаю…
– Намекаешь, намекаешь, – возразила она ворчливо. – А я не…
Агриппина Юрьевна осеклась, вспомнив про подкову, а также и то, что взять бумаги не так-то просто – нужно знать, где они лежат. Кого ж еще подозревать? Раз Владимир жестоко избавился от Лизы – пошел на убийство, то обокрасть родную мать не столь тяжкий грех. Обида сжала сердце Агриппины Юрьевны, и слеза готова была вот-вот упасть, но она отошла к окну, постаралась взять себя в руки. А кровь кипит, уничтожая разум.
– Не стоит волноваться, – обернулась она к Ионе. – Обман вскроется, мне вернут имения, ибо по закону они мои. А мошенников упекут в каторгу!
– Времени-то сколь пройдет! – охладил ее Иона. – Покуда мы восстановим истинного владельца земель, покуда то да се… мошенники убегут с чужими деньгами. К тому же, полагаю, князь Лежнев не захочет отдавать имения, потребует вернуть деньги! А деньги, Агриппина Юрьевна, немалые. У вас их нет. Теперь нет.
– Князь, князь… – подскочила Агриппина Юрьевна и заходила по комнате. – Князь Лежнев сам порядочный мошенник, он знал, что покупал. Назло мне пошел на сомнительную сделку. Значит, Иона, покуда прав у нас никаких?
– Истинно так, барыня.
– М-м-м… – застонала Гордеева, сжимая кулаки. – Выходит, придется нам убираться из собственного дома? (Иона лишь потупился.) А ты не слыхал, был ли еще кто в моем нынешнем положении? Что он делал при этом?
– Не слыхивал, матушка. На моей памяти не было такого. Но, будь покойна, все вызнаю, авось подобный пример имеется, подскажет нам, как быть. Только…
– Чего замолчал?
– Надобно в Москву ехать аль в Петербург, там справиться у судейских.
– Что ж, поедем. Заодно князя Лежнева в Москве навестим, есть у меня козырь для него. Иона, Наталье ни слова! И этому… немцу скажи, чтобы язык держал за зубами, покуда мы не уберемся отсюда. Я верну свои земли! Жизнь положу, а верну!
– Ты вот еще что, матушка… Допроси дворню. Может, кто приезжал в имение в наше отсутствие. Наташу я сам поспрашиваю, а то она сообразительная, сразу поймет, что беда стряслась, ежели ты с ней говорить станешь.
Подобные несчастья слабых людей в гроб сводят, но помещица Гордеева была крепка духом. Дворню она опросила, да только время потратила зря – никто не приезжал. Утешило Агриппину Юрьевну и то, что сын здесь не появлялся. Да и как он мог появиться? Мать-то у него гостила. Значит, не он? И закралось одно подозрение у Агриппины Юрьевны, но оно показалось невозможным, она и прогнала черные мысли.
Три дня спустя помещица, ее дочь Наташа, Иона и Анисья сели в карету, бросили последний взгляд на усадьбу и отправились в Москву. За правдой, как говаривали в старину. Именно там жил и князь Лежнев, купивший владения Гордеевых.
Белые двери с позолоченной окантовкой распахнулись. Из смежной комнаты навстречу Агриппине Юрьевне выкатился бочонок на тонких, не соответствующих фигуре ножках с выпуклыми коленями, которые особенно выделялись в белых панталонах. «Ложь всегда на тонких ножках», – подумала помещица, горделиво приподняв подбородок. А князь раскрыл короткие руки в стороны, словно для объятий:
– Сударыня! Рад, рад встрече! Какими судьбами?
– Будто вы не знаете, князь, – не удержалась помещица от ехидной ноты. – Чай, по вашей вине я очутилась на улице.
– По моей? – удивился он и натурально вытаращил глаза. – Вы на улице?! И вините в том меня?!! Сударыня, я не узурпатор, чтобы благородную даму выставлять на улицу.