— Открывайте, — скомандовала я, подойдя к решетке.
Они на меня странно посмотрели, но открыли. Девы, услышавшие, как открывается решетка, повысыпали из комнат.
Охард продолжал вещать о своей великой любви к Харнису, девы, завопив, кинулись к открытой решетке, я посмотрела на стражей и скомандовала:
— Запихивайте.
И не подозревавший о подставе Охард был зашвырнут в обитель прелестей, после чего стражи сноровисто заперли дверь.
— Виэль! — возопил, подскакивая, влюбленный Охард.
— Мужик! — заорали прелести.
— Вот и я о том же, ты же мужик, Охард, — укоризненно напомнила жениху. И скромненько отошла в сторонку.
Там, за решеткой, сначала послышался истошный вопль зеленомордого:
— Нет! Нет!
А через минуту уже было:
— Оу…
— Ооо…
Ну и закончилось все полным блаженства:
— Да… Да-да, еще… О да!
Стражники переглянулись, и ближайший ко мне произнес:
— Совсем другое дело, а то слушать противно было про его большую любовь к другому мужику.
— Я так думаю, это было действие приворота, — поделилась своими мыслями со снежными.
— Да, похоже на то, — согласились они. — Этого вытаскивать?
— Ага.
Через минуту помятый, в слегка порванной местами одежде и весь покрытый засосами Охард, покачиваясь, стоял передо мной, очень укоризненно на меня глядя.
— Что опять не так? — возмутилась я.
— Да мы только начали переходить к самому интересному, а ты?! Не могла подождать еще хотя бы минут пять?
Нормально, да?
— Знаешь ли, судя по твоим стонам и восклицаниям, у вас там все уже было, — язвительно заметила я.
— Да ничего не было, мне просто грудь дали потрогать! — Охард насупился, затем глубокомысленно заметил: — Женская грудь — лучшее лекарство для мужчины.
— Ага, — разом подтвердили оба стражника и мечтательно так заулыбались.
Нет, никогда мне их не понять.
В итоге мы с Охардом вернулись в кабинет, где застали сжигающего в камине письма Докерса и стоящего с задумчивым видом над кучей цветов шефа. При нашем появлении лорд Эйн обернулся, глянул на меня, на Охарда, нахмурился. Охард почему-то икнул, словно с перепугу.
— Проверяли чудодейственность воздействия обнаженной женской груди на мужчин, — сообщила я.
Шеф нахмурился сильнее.
Охард, совершенно побелев, от чего его кожа приобрела бело-зеленоватый оттенок, привалился к стене и начал сползать по ней.
— Последствия? — догадалась я.
Он, сжавшись, в ужасе смотрел на моего снежного лорда и на меня даже не среагировал.
— Пришлось для промывки мозгов засунуть его на третий этаж к прелестям, — пояснила я шефу окончательно. — Знаете — подействовало, он опять вменяемым стал.
— То есть это не твоя грудь в испытаниях участвовала? — уточнил Эйн.
— Нет. — Я вдруг поняла, что, кажется, даром Охарда наверх таскала. С другой стороны, лично у меня совершенно не возникало желания позволять жениху трогать грудь почетного личного секретаря.
— Ясно. — Шеф сегодня был краток. — А цветы откуда?
— А, Харнис лютует, решил склонить меня к вечной и чистой любви, — отмахнулась я и пошла дальше писать сценарий для коронации.
А шеф развернулся и направился к двери.
— А вы куда? — заволновалась я. — Вы и так урок по экономике пропустили, а впереди еще этика!
— Да так, пройдусь, — отмахнулось от меня начальство и покинуло свой и мой кабинет.
Он же у нас был общим. Кабинет в смысле. Кошмар, да, надо поговорить о выделении мне личного пространства.
Едва шеф ушел, Охард отлип от стены, но стоял как-то покачиваясь и с явным осуждением глядя на меня. В итоге с трудом выговорил:
— Ну ты… ну ты…
— Вся жизнь перед глазами пронеслась, да? — сочувственно поинтересовался Докерс.
— Не то слово! — выдохнул Охард.
— Вы вообще о чем? — не поняла я.
А эти взяли и ничего мне не ответили. Ну да не до них было — дверь распахнулась, и жаловаться на жизнь, точнее на неявившегося шефа, примчался учитель по этике. Пришлось сначала выслушать, а потом привлечь его к написанию сценария грядущей коронации, ну не разбрасываться же ценными кадрами.
Шеф вернулся где-то через час. Очень спокойный, чуть заметно улыбающийся, прошел, сел на свое место во главе стола, потянувшись, взял первую попавшуюся стопку бумаг, начал небрежно читать.
— Как прогулялись? — поинтересовалась я, расписывая сорок шестую минуту церемонии.
— Замечательно. — Шеф пребывал явно в приподнятом настроении, — Ты знаешь, Харниса встретил.
Ой!
Я напряглась, как и Охард, и Докерс, и даже ничего не подозревающий преподаватель по этике тоже явно почувствовал, что жареным запахло.
— И?.. — вопросительно протянула я.
— Дерганый он какой-то, — невозмутимо сообщил шеф. — Ты не поверишь, как увидел меня, начал стремительно выбивать себе зубы.
— О-о-о… — вырвалось из моего приоткрывшегося от удивления рта.
— Потом случайно сломал себе все пальцы на правой руке, чтобы больше тебе всяких идиотских посланий не строчить, — продолжил лорд Эйн. — И у него вдруг обнаружилась смертельная аллергия на цветы, клялся, что больше никогда не сможет отправить тебе ни одного букета.
Я сидела с широко распахнутыми глазами и все так же приоткрытым ртом.